102 
Она тоже не звонила ему и каждый день ругала себя за трусость. Ее разбитое сердце нестерпимо болело всякий раз, когда она думала, что ей придется до конца своих дней жить без Лесли. Но риск, связанный с его жизнью, по-прежнему внушал ей ужас. Она мечтала о нормальной жизни, а не о безумных бегствах от папарацци, как в Венеции.
В итоге молчание затянулось, оба считали, что им нечего сказать друг другу. Однако любви оказалось недостаточно. Она не смогла уберечь их от опасностей мира и славы. Поскольку они не созданы для совместной жизни, незачем поддерживать связь и мучиться. Коко чувствовала, что Лесли понимает ее без объяснений. Во время последнего разговора, через день после возвращения Коко домой, все было сказано. Лесли понимал опасения Коко и относился к ним с уважением. Коко пыталась забыть о них, но слишком хорошо помнила роковые события и подозревала, что будет помнить еще долго. Возможно, всю жизнь. Как и боль, вызванную разлукой с Лесли.
Однажды Коко столкнулась с соседом Джеффом возле мусорных баков, и он вдруг заговорил о том, каким славным парнем показался ему Лесли. Джефф считал, что Лесли нисколько не важничает и не задирает нос, хотя и считается звездой, признался, что вспоминает его и хотел бы увидеться вновь. Коко слушала его, кивала и едва сдерживала слезы. У нее выдался тяжелый день. Впрочем, в последнее время такое случалось часто. Приближение Рождества впервые за долгое время не радовало, а страшило ее. Без Лесли ей будет невыносимо одиноко. Еще совсем недавно они планировали провести Рождество вместе. А теперь Лесли будет встречать праздник с Хлоей в Лос-Анджелесе, а Коко – вместе с матерью, сестрой и другими близкими.
Даже в болинасском доме Коко стало неуютно и тоскливо. Все вокруг словно потускнело и стерлось. Она наконец отдала дайверское снаряжение Йена – видеть его было невыносимо, а заодно убрала в ящик фотографии Лесли, все, кроме единственной, на которой Лесли и Хлоя с увлечением строили свой первый замок из песка. На этом снимке Хлоябыла прелестна, и у Коко не хватило духу его прятать.
Хлоя больше не звонила. Коко подумывала, не приготовить ли девочке подарок к Рождеству, но побоялась, что он будет расценен как шаг к примирению. Значит, надо забыть не только о Лесли, но и о Хлое, несмотря на всю ее любовь к Лесли и привязанность к его дочери.
Наступил Сочельник. Коко не разговаривала с Лесли и не виделась с ним уже семь недель. Она старалась не вести счет времени, но всегда точно знала, сколько длится разлука. Уже пятьдесят дней. Коко помнила об этом и ненавидела себя. Когда-нибудь она перестанет вспоминать, как и когда они расстались, но прежде чем это случится, пройдут годы.
Сочельник она собиралась провести у Джейн. Комнату для гостей уже переделали в детскую, а для Коко приготовили другую, поменьше, на первом этаже. Она заранее предвидела, как нелегко будет переступить порог этого дома, в котором все напоминало ей о Лесли и о месяцах безмятежной жизни вместе с ним.
Днем в Сан-Франциско прибыли мать Коко, Гейбриел и его дочь. Из аэропорта они отправились прямиком в «Ритц-Карлтон», чтобы отдохнуть и привести себя в порядок. Няню с собой они не взяли: Гейбриел заявил, что сам позаботится о дочери. Флоренс слегка тревожилась и призналась в этом Джейн. Слишком уж давно она не общалась с маленькими детьми.
– Вот чем плохо иметь молодых друзей, мама, – поддразнила ее Джейн и со смехом пересказала разговор Коко.
Как всегда, они собирались провести вместе Сочельник и Рождество, а вечером разъехаться по домам. Флоренс и Гейбриел на следующий день после Рождества отправлялись в Аспен, Коко предстояло вернуться в дом на берегу океана. Но на двадцать четыре часа они вновь стали одной семьей, пусть и не самой традиционной. С каждым годом их семья росла: Лиз и Джейн ждали малыша, у Флоренс появился друг, который годился ей в сыновья, и двухлетняя малышка, которая по возрасту могла быть ей внучкой.
– Мы окончательно перестали быть стандартной семьей, о которой ты мечтала, – заметила Джейн, провожая Коко в ее комнату. – А может, никогда и не были ею. – Она засмотрелась куда-то в пустоту, словно мысленно возвращаясь в те времена, когда сестры подрастали и их отец был еще жив. – Знаешь, в детстве я так завидовала тебе! – негромко призналась она. – Папа был от тебя без ума. Мне всегда казалось, что после твоего рождения у меня не осталось ни единого шанса заслужить его похвалу. Ты была такая крохотная, такая хорошенькая! Даже мама поначалу умилялась. Ей никогда не хватало времени, тем более на всех нас. Надеюсь, мои дети никогда не смогут сказать то же самое обо мне.
102 
