— Вы правы. Возможно, со временем, — смело начал он, — фюрер станет более благоразумным, прежде чем многое будет потеряно и множество людей убито. — Сару тронули его дальнейшие слова: — Я надеюсь, что ваш муж, ваша светлость, останется невредим.
— Я тоже, — прошептала она, когда они подошли к коттеджу. — Я тоже.
Он поклонился, попрощался с ней, и она направилась в дом, размышляя над тем, насколько он противоречив. Немец, ненавидящий войну, и офицер немецкой армии в долине Луары. Но, очутившись дома, она совсем забыла об Иоахиме, думая только о своем муже.
Сара столкнулась с комендантом через несколько дней в том же самом месте. Казалось, что обоих это не удивило. Она любила в конце дня погулять и посидеть в лесу, на берегу реки, опустив уставшие ноги в холодную воду. Здесь она чувствовала себя спокойно. Тишину нарушали только пение птиц и звуки леса.
Она тихо поздоровалась с ним. Сара не знала, что он догадался о ее маршруте и теперь наблюдал за ней из своего окна, когда она выходила из коттеджа.
— Сегодня жаркий день, не так ли? — Ему хотелось предложить ей прохладный напиток, или погладить ее по длинным шелковым волосам, или даже коснуться ее щеки. Она стала сниться ему ночами, а днем он постоянно думал о ней. Он даже хранил одну из ее фотографий, принадлежащих Вильяму, запертой в своем письменном столе, чтобы иногда можно было полюбоваться ею. — Как вы себя чувствуете?
Она улыбнулась ему, они еще не были друзьями, но по крайней мере они уже не враги. Это уже кое-что значило. Теперь, кроме Эмануэль, Генри и Филиппа, у нее появился еще один собеседник. Ей не хватало долгих интеллектуальных разговоров, которые они вели с Вильямом. Ей не хватало не только этих разговоров. Она вообще скучала по нему. Но по крайней мере с этим человеком, с мягким взглядом и с широким кругозором, можно было поговорить. Сара никогда не забывала о том, кто он и почему он здесь. Она была герцогиней, а он немецким офицером. Но она испытывала какое-то облегчение даже после короткого разговора с ним.
— Я чувствую себя очень толстой, — призналась она ему, улыбнувшись. — Огромной. — И тут Сара с любопытством посмотрела на него. Она ничего не знала о нем. — У вас есть дети?
Он кивнул, сев на большой камень рядом с ней, и опустил руку в прохладную воду.
— Два сына. Ганс и Энди-Андре. — Когда он говорил это, его лицо приобрело грустное выражение.
— Сколько им лет?
— Семь и двенадцать. Они живут со своей матерью. Мы разведены.
— Мне жаль, — сказала она, и ей действительно было жаль. Дети и война несовместимы. И какой бы они ни были национальности, она не могла заставить себя их ненавидеть.
— Развод так ужасен, — заметил он.
— Я знаю.
— Знаете? — Он удивленно поднял брови и хотел спросить, откуда она знает об этом, но не решился. Было очевидно, что она не могла об этом знать. Чувствовалось, что она счастлива с мужем. — Я почти не видел своих сыновей с тех пор, как она ушла. Она снова вышла замуж… а потом началась война… Все это было так трудно.
— Вы увидите их снова, когда война закончится.
Он кивнул, думая о том, когда это будет, когда фюрер позволит им вернуться домой, и разрешит ли ему его бывшая жена увидеть своих сыновей, не скажет ли она, что его слишком долго не было и что дети не хотят его больше видеть. Она вела с ним какие-то игры, и он по-прежнему был обижен и зол на нее.
— А ваш ребенок? — Он переменил тему. — Вы говорили, что он родится в августе. Это очень скоро. — Ему было интересно, насколько все будут потрясены, если он позволит ей рожать в замке и его доктора помогут ей, и не вызовет ли это слишком много разговоров. Может быть, лучше послать одного из докторов вниз, в коттедж. — Вы легко рожали вашего сына?
Было так странно обсуждать с ним такие подробности, но пока они сидели в лесу одни, пленная и захватчик, какая разница, о чем они разговаривали? Кто узнает об этом? Кто узнает, даже если они станут друзьями, если никто не будет обижен и ничего не будет разрушено?
— Нет, очень трудно, — призналась Сара. — Филипп весил десять фунтов. Мой муж спас нас обоих.
— Доктора не было? — Он был потрясен. Конечно, герцогиня должна рожать ребенка в частной клинике, в Париже, но она удивила его.
— Я хотела рожать здесь. Он появился на свет в тот день, когда была объявлена война. Доктор уехал в Варшаву, и больше никого не было. Только Вильям… мой муж. Я думаю, он был напуган больше, чем я. Даже не помню, что происходило после какого-то момента. Это продолжалось так долго, и… — Она воздержалась от деталей, смущенно улыбнувшись ему. — Это не имеет значения. Он прелестный мальчик, — Она растрогала его своей невинностью, откровенностью и красотой.