очень нудно 
66 
Фимка выбрал последнее.
Работа действительно оказалась увлекательной: Фимка не врал матери, когда говорил об этом по телефону. Право на единственный звонок ему опять же выбил старый добрый Лель, заодно рассказав о рвении выбранного адвоката и что дела идут «тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!».
…Вот, собственно, и все.
***
Рассказ Архимуда Серакузского прервал требовательный писк — голодный птенец опять червяка клянчил.
Из кармана Лелевых брюк.
Мне сразу вспомнился замшелый анекдот:
"Жена шепчет «новому русскому» в постели:
«Милый, переведи свой сотовый в виброрежим!..» Услышав его впервые, я даже не улыбнулся; зато сейчас громко фыркнул, не сдержавшись, и виновато обвел взглядом друзей.
Нервы, наверное…
Не слезая со стола, наш гид и по совместительству спаситель заблудших Крайцманов достал сотовый телефон, нажал на кнопку и поднес к уху.
— Да, слушаю, — он зажал трубку плечом и развел руками в наш адрес: достали, дескать… — Да… да… Что?!
На миг лицо Леля потеряло все свое обаяние. Оплыло сугробом под мартовским солнышком, явив миру ржавые зубья арматуры, забытой еще прошлогодней осенью. Я никогда не видел живых тигров, кроме как в зоопарке и fto телевизору, но у дворовых кошек такое случалось часто: благодушнейшая ряха, плетется нога за ногу, едва на ходу не засыпает, и вдруг — дурак-голубь ближе, чем надо!
Или болонка-пустолайка кинулась… и зашлась брехом в ужасе перед сплошными когтями в три ряда.
Натали всегда кошек боялась, когда в темный подъезд заходила.
— Прошу прощения, — прежняя личина возвращалась к «мальчику Коленьке» медленно, нехотя, комкая щеки неприятными желваками. — Вызывают… я сейчас. Наденька, развлекай наших гостей… только сначала выйди-ка на минутку!
У дверей, пропустив вперед Наденьку, Лель задержался.
Бросил с хрустом, будто не слова — доски зубами грыз:
— Полагаю, господа, это ваш… это наш магистр в коробчонке едет! Коньячка хочет…
И мне показалось, что слово «…падла!» так и осталось неразгрызенным. Рывком, озарением вспыхивает уверенность: да, сероглазый магистр не просто не из этого кубла! Он из кубла большого, дальнего, где четко решено прибрать здешнюю самодеятельность к ногтю, а на их костях…
Дверь закрылась. Было слышно, как шаги громыхают по коридору расходящимися гаммами: налево один человек, тяжелый, косолапый, направо — двое… минута, другая, третья, и контрапунктом для правой руки — возвращается острое стаккато каблучков.
— Ну-с, Наденька, — бодро изрек Ерпалыч, даря вернувшейся лаборантке свою самую очаровательную ухмылку, — каким образом вы собираетесь нас развлекать? Осетинские танцы на столе меж пробирок и колб? Алхимические изыски по добыванию философского камня? Ведра кофе?!
Старик осекся.
Наденька, мышка наша серая, приложила палец к губам и выразительно мотнула головой в сторону дальнего угла.
Ерпалыч в ответ поднес костлявую ладонь ко рту и помахал ей на манер болтливого языка; после чего вопросительно поднял брови и соорудил из уже использованной ладони рупор близ мохнатого уха.
Наденька кивнула.
Я созерцал сию пантомиму не без интереса, искренне надеясь выудить хоть какое-то подобие смысла. В итоге сподобился: старик зашарил глазами по лаборатории, радостно икнул, подскочил у к хлипкому магнитофончику-китайцу и извлек из-за пазухи кассету.
Щелчок.
Пауза.
Светопреставление.
Надо было видеть выражение лица Фимы-Фимки-Фимочки — он ведь, меломанище, никогда раньше не слышал «Куретов»!
Зато кенты-кентессы слышали и понимали, что это может, означать, потому что в лаборатории, и без того тесной, стало существенно тесней от наличия Фола с Папочкой.
Ладно, в тесноте, да не в обиде.
— Вы что-то хотели нам сказать, Наденька? — надсадно заорал старый хрен, перекрикивая собственную «звуковую завесу». — Говорите, не бойтесь, мы лаборанток не кушаем! Не кушаем, не слушаем, не подслушиваем! Ну-с?
— Она не лаборантка, — сказал Фима. — Она завлаб. Меня после суда на ее место прочат, а Надежду Викторовну — в замы.
Кажется, он хотел поговорить про этику и, про ее отсутствие у местных заправил, но передумал.
Наденька достала коробок спичек, вынула одну, поковырялась в ухе.
Заговорила:
— Николай Эдуардович мне сейчас велел без лишнего шума вывести вас из центра. Нижними коммуникациями — под церковью, к дому священника. Там нас будет ждать машина с шофером, и я должна буду проследить, чтобы вас благополучно привезли в город. Но мы не поедем в город. Мы пересидим в доме священника некоторое время и, если повезет, выйдем наружу.
66 
