очень нудно 
91 
Но автор книги «Воплощенный миф» довольно быстро закруглил перечисление того, что все на свете знали так давно, что уже начисто забыли. И немедля обозначил общий замысел напоминания. Евреи, написал он, вольно или невольно оказались открывателями, разработчиками того пути, по которому пошло все человечество, ища стратегию выживания на этой планете. А есть ли лучший путь, нам не дано узнать. И греков, египтян и римлян автор не забыл, но аккуратно показал и перечислил те столбы и вехи, что забили первыми евреи.
Ну а как же выживали они сами, коль сумели сохраниться как народ в течение веков и среди пламени всеобщей неприязни?
Парадоксальность исторического поведения евреев некогда отметил точными словами историк Дубнов – на него ссылается Милитарев, идею эту развивая. Упрямая приверженность традициям и замкнутость в своей среде веками свойственна была религиозному еврейству, образующему как бы твердое ядро извечно жестоковыйного народа. Но вместе с тем из этого ядра все время происходят выбросы активнейших людей, кидающихся в общечеловеческий котел кипения страстей, культуры и познания. И в разные века такие выбросы то мелки, то огромны. Два последние столетия они особенно заметны.
И в одном лишь месте этой книги я насторожился и поежился. В истории евреев автор книги принялся усматривать некий сценарий, умысел, прозрачную причинность поведения рассеянного по всему миру народа. Я прочитал, что всюду и всегда евреи были пламенной энергетической поддержкой той стратегии выживания, которую себе избрало человечество. Увы, подумал я, поскольку вспомнил об участии евреев в сотворении того кошмара, что обрушился в двадцатом веке на Россию. И не только в самой революции, но и в создании империи, которая занимала одну шестую часть света, но источала пять шестых вселенской тьмы.
Я выпил кофе, покурил и осознал, что я не прав. Они ведь воспалились тем же, чем был напрочь ослеплен и весь народ российский: равенством, свободой, справедливостью, иллюзией, что Царство Божие можно построить на земле своею собственной рукой любыми средствами. А что касается их дьявольской активности, то что ж: Россия заплатила очень дорого за то, что столько лет накапливала всю энергию народа за глухой чертой оседлости.
Зато при чтении другой главы я благодарно и сентиментально улыбался от нахлынувших воспоминаний давних лет. Автор книги обсуждал идеи генетика Эфроимсона – имя это еще встанет в один ряд с великими гуманистами нашего жестокого времени. Владимир Павлович Эфроимсон евреем был типичным для России, ибо был отъявленным русским интеллигентом. И ученым был великим. Всю войну провоевал, потом шесть лет просидел в лагере (где был на общих – гибельных работах), уцелел, по счастью, снова занялся наукой. А сидел он, кстати говоря, – за «клевету на Советскую армию» – припомнили ему, как в сорок пятом году он подал рапорт в Военный Совет армии о массовых изнасилованиях немецких женщин. А на самом деле – не за тот трехлетней давности проступок был он осужден, а за проявленные снова мужество и донкихотство. Написал на этот раз Эфроимсон в Отдел науки Центрального комитета партии записку (на трехстах страницах) – «О преступной деятельности Т.Д. Лысенко». Это в сорок-то восьмом году! Был редкого бесстрашия этот совсем по виду не могучий человек. А в семьдесят первом году в журнале «Новый мир» была опубликована его статья «Генетика альтруизма» – очень долго (и насмешливо порой, так недостоверно и наивно показалось это всем в те годы) обсуждала ту статью российская интеллигенция. Генетик Эфроимсон написал о том, что человечество выжило благодаря генам альтруизма, благодаря тому, что в нас заложены не только гены эгоизма, но и гены, нам диктующие и сочувствие, и взаимопомощь, и поддержку друг друга. Он убедительно показывал (доказывал), что в нас заложено стремление к добру и человечности столь же активное, как и стремление к агрессии и превосходству. Иначе не выжил бы человек на этой планете. Это не было противоречием Дарвину с его естественным отбором (то есть выживанием сильнейшего), а было важным добавлением к пониманию устройства человечества. На том пути, который в муках и крови нащупывает Хомо Сапиенс, чтоб сохраниться, все сильней звучит мотив поддержки и взаимопомощи. Древние начала этого мотива – в Книге книг.
И тут я отвлекусь, поскольку знал Эфроимсона лично и про одну беседу нашу непременно должен рассказать. Мы разговаривали у подъезда его дома на проспекте Вернадского. Очень было холодно и ветрено, стояла ранняя весна семьдесят девятого года. Владимир Павлович закончил свою книгу хоть недавно, только получить уже успел отказ в издательстве (каком – не помню). И притом – категорический отказ. В котором было уверение, что в советское издательство – любое! – с этой книгой лучше не соваться. В большом унынии мне это излагал невероятный оптимист Эфроимсон.
91 
