очень нудно 
95 
Такому чувству страха – не одно столетие. В древнем иранском эпосе о герое и богатыре Рустаме среди многих его подвигов имеется один весьма гуманный и значительный. Он осчастливил население какого-то большого города, где под мостом жил огнедышащий еврей (!). То ли копьем, то ли мечом, но справился Рустам с этой немыслимой бедой.
А гениальный миф о поголовной умности евреев? Но и под ним ведь есть весьма весомое обоснование. Взгляните на еврейских дураков (им несть числа). Они активны, энергичны и напористы. Они полны апломба и энтузиазма. Всякие сомнения и колебания им чужды, а любой, кто сомневается, – враждебен. Я боюсь, что они знают (или чувствуют), что и они – значительная, значимая часть таинственной влиятельной стихии.
Я, как могу, пытаюсь избежать различных цифровых уныл остей, однако в разговоре о лауреатах Нобелевской премии мне никак не миновать того пугающего факта, что каждый приблизительно восьмой из них – еврей. (На самом деле – каждый пятый, но разнятся все подсчеты, я тактично выбрал самый скромный вариант.) Учитывая наше общее количество на белом свете, это было бы естественно и пропорционально, когда бы население планеты составляло всего сто миллионов. Только на планете, если я не ошибаюсь, проживает миллиардов шесть, так что евреи сильно и бессовестно превысили приличное (ну, пропорциональное) количество заметно выдающихся умов. Это, впрочем, просто отступление, поскольку речь идет совсем не о настолько крайних проявлениях стихии, а скорее – об известном и заметном каждому ее повсюдном явственном и ярком участии в жизни человечества. Притом участии двояком, ибо в сотворении добра и зла стихия эта (как и четверо ее сестер, заметим) одинаково и неразборчиво активна.
Тут нельзя не вспомнить некую научную историю. С ростом населения планеты обнаружилась кромешная беда: истощение плодоносящей почвы. Пахотные земли оказались не в состоянии ежегодно приносить урожай, достаточный для прокормления растущего человечества. Нужно было в почву, истощенную посевами, вносить удобрения, содержавшие необходимые для растений химические вещества. И прежде всего – азот. Казалось бы, он всюду, этот газ, когда-то названный азотом («безжизненным»): над каждым квадратным метром земной поверхности висит восемь тонн (!) этого ценнейшего продукта. Но выделить азот из воздуха (связать его, как точно изъяснились химики) – необычайно трудно: азот весьма неохотно вступает в химическое соединение. Он есть не только в воздухе, и в почве есть огромное количество азота в виде разных солей. Каждое растение буквально окружено азотом, но – увы – так некогда мифический мученик Тантал был окружен водой и пищей. Но только стоило ему к ним потянуться, и вода отступала, а ветви деревьев с висящими на них плодами поднимались выше. В середине девятнадцатого века разразилась подлинная азотная лихорадка. У берегов Южной Америки, на островах около Чили и Перу, были многометровые залежи птичьего помета – гуано: миллионы птиц веками оставляли здесь отходы своего недолгого пребывания – ценнейшее азотное удобрение, аммиачную селитру. Сюда пришли сотни кораблей, пласты взрывались динамитом: за птичий помет Европа платила золотом, высота островов за короткое время понизилась почти вдвое. Но поддержка эта, посланная птицами небесными, должна была однажды кончиться. Все газеты мира пестрели прогнозами неминуемого грядущего голода.
Но в начале двадцатого века некий дотоле безвестный немецкий химик Фриц Габер положил конец всеобщему унынию: сочинил доступный способ и связал азот из атмосферы. И немедля сотворил с коллегами завод, производящий жизнетворное для урожая удобрение. Тут пора заметить, что еврейские родители назвали его некогда Яаковом, но так ему хотелось сделать яркую научную карьеру, что свое исконное имя он предпочел сменить. Кому, как не советским евреям, это ухищрение знакомо? Спустя несколько лет имя человека, обеспечившего людям хлеб, стало известно всему миру: Фриц Габер был удостоен Нобелевской премии. И назван был во множестве статей – благодетелем рода человеческого. Но громогласная хвала перемежалась столь же яростной хулой: к этому времени Фриц Габер, одержимый патриот Германии, успел создать те отравляющие газы, что за годы Первой мировой изрядно покалечили здоровье сотням тысяч человек. Во времена фашизма он уехал, искренне и горько недоумевая, как он проживет без обожаемой и столь ему обязанной немецкой родины. Плоды его трудов немало пригодились этой родине и после его грустного отъезда. Поскольку лаборатория Фрица Габера еще работала и с теми отравляющими газами, которые уничтожали вредных насекомых на полях. Один из видов газа был особенно удачен. Так что явно различимые следы химического гения еврея Габера лежат и на кошмарном препарате, памятно преступном газе – на циклоне Б. Такая вот хрестоматийная судьба.
95 
