очень нудно 
74 
— Изумительный парк, я представить себе не мог, что японское лето так красиво, — сверкая глазами, проговорил Тьяо Пи.
Этому месту ничто так не шло, как смуглая кожа стоящих на террасе принцев. Сегодня у них на душе посветлело.
Киёаки и Хонда чувствовали, что солнце припекает, а принцам его лучи казались мягкими, в самый раз, они прекрасно чувствовали себя на солнцепеке.
— Умоемся, чуть отдохнем, и я поведу вас в парк, — сказал Киёаки.
— Зачем это отдыхать, мы ж молодые и здоровые, — откликнулся Кридсада.
Киёаки подумал, что принцам больше всего нужно было «лето», больше, чем перстень с изумрудом, Йинг Тьян, друзья, школа, больше всего нужно было «лето». Казалось, лето восполняет принцам недостаток чего угодно, смягчает любые печали, возмещает любые потери.
Киёаки, воображая палящий зной незнакомого Сиама, почувствовал, что его тоже пьянит внезапно заполонившее все вокруг лето. Стрекот цикад заливал парк, и холодный рассудок исчез, словно испарился со лба холодный пот.
Все вместе они подошли к солнечным часам на широком газоне, расстилавшемся ниже террасы.
На старых солнечных часах, на которых было вырезано: 1716 Passing Shades, бронзовая с орнаментом из причудливых арабесок стрелка, напоминающая по форме вытянувшую шею птицу, была установлена точно между северо-западом и северо-востоком на римской цифре XII, а тень уже приближалась к трем часам.
Хонда, водя пальцами по циферблату около буквы S, пытался выяснить у принцев, в какой же стороне находится Сиам, но потом прекратил свои шутки, побоявшись снова вызвать у них ностальгию. Машинально он повернулся спиной к солнцу, его тень накрыла солнечные часы и скрыла ту тень, что указывала на три часа.
— Да. Вот так и следует поступать, — заметив это, сказал Тьяо Пи. — Если простоять так весь день, то можно уничтожить время. Я, вернувшись домой, прикажу сделать в парке такие же часы. Когда выдастся чудесный счастливый день, я прикажу слугам закрыть часы своей тенью и заставлю время остановиться.
— Но слуги умрут от солнечного удара, — Хонда, отступив в сторону, пропустил яркие солнечные лучи на циферблат и дал вернуться указывающей на три часа тени.
— Да нет, у нас слуги спокойно выдерживают под солнцем целый день. Хотя солнце, наверное, раза в три жарче, чем здесь, — это уже сказал Кридсада.
Киёаки представилось, что эта сияющая шоколадная кожа наверняка скрывает внутри темный прохладный мрак и обладатели его укрываются в собственной тени.
Киёаки вдруг загорелся желанием развлечь принцев прогулкой по горной дороге, и Хонде пришлось без передышки, не имея времени отереть пот, тащиться за ними в гору. Хонда с изумлением наблюдал энергию, с которой Киёаки, прежде ко всему равнодушный, сейчас шел впереди всех.
Однако когда подъем закончился и они достигли гребня горы, в тени сосен их встретил морской ветер, во всем блеске предстал песчаный пляж Юигахама, и пот, выступивший во время восхождения, мгновенно высох.
К молодым людям вернулась живость отрочества, и они двинулись под предводительством Киёаки по узкой, почти скрытой бамбуком и папоротником тропинке по гребню горы.
Киёаки, ступавший не глядя по прошлогодним листьям, вдруг остановился и, указывая на северо-запад, воскликнул:
— Смотрите. Только отсюда видно!
Юноши увидели сквозь деревья в расстилавшейся внизу соседней лощине кучку довольно убогих домишек и тут же заметили возвышающуюся над всем этим статую Большого Будды.
Отсюда были видны в общих чертах складки одеяния на круглой спине и профиль лица, что-то угадывалось там за обтекаемой формы рукавом, плавно спадающим с покатого плеча, но лучи солнца заставляли сиять округлость бронзовых плеч, ясный свет ровно падал на широкую грудь. В свете заходящего солнца вырисовывался каждый бронзовый завиток прически. Длинная, спускающаяся мочка уха казалась диковинным плодом, свисающим с тропического дерева.
Хонда и Киёаки были озадачены поведением принцев, которые, увидев Большого Будду, сразу опустились на колени. Принцы, не жалея белых полотняных брюк с идеально заутюженными стрелками, опустились на мокрый ворох опавших бамбуковых листьев и молитвенно сложили ладони перед облитой летним солнцем статуей.
Киёаки и Хонда имели неосторожность переглянуться. Подобная вера была им далека, она отсутствовала в их жизни. Конечно, у них не было желания смеяться над религиозностью принцев, но им показалось, что те, кого они до сих пор считали школьными приятелями, вдруг улетели в мир других понятий и верований.
74 
