Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
190 
— Что, черт возьми, я ем? — выкрикнул Ланарк.
— «Энигма де филе конгалез». Недожарено? Попробуйте эту розовую штуку, влажную, но рассыпчатую. Искренне рекомендую.
Ланарк застонал. Из ноздрей улетучивался запах жженой резины, и члены наполнялись знакомым бодрящим теплом. Он пробурчал:
— Это институтская еда.
— Да. «Квантум групп» не поставляет нам теперь ничего другого.
— Мы ушли из института, потому что не терпим эту еду.
— Восхищаюсь вами за это! — воскликнул Ритчи-Смоллет. — И вы двигались в правильном направлении! В наш комитет входят двое или трое милленариев, и кто их осудит? Разве не возносило человечество во все века молитвы о безгрешной и обильной пище? Это, конечно, невозможно, но wer immer strebendsich bemtiht и так далее. Однако человек должен питаться, разве только он, заодно с мисс Вейл, видит свой священный долг в нервной анорексии.
— Да, я буду есть! — яростно вскричал Ланарк. — Но пожалуйста, хватит забрасывать меня курьезными названиями и бессмысленными цитатами!
Он опустошил все тарелки, которые оставили нетронутыми Рима и Ритчи-Смоллет, и под конец, раздувшийся и заторможенный, почувствовал себя дурак дураком.
— Рима! — послышался чей-то голос.
В комнате появилась безвкусно одетая толстушка лет сорока.
— Фрэнки! — рассмеялась Рима. Уронив на пол огромную вышитую сумку, Фрэнки сел на кровать.
— Сладден мне сказал, что ты здесь, — сам он придет позднее. Выходит, человек-загадка все-таки тебя заполучил? А ты совсем неплохо выглядишь — просто на удивление хорошенькая, ей-богу. Привет, человек-загадка, хорошо, что ты отрастил бороду. Теперь у тебя не такой беззащитный вид.
— Привет, — буркнул Ланарк.
Встреча с Фрэнки ничуть его не обрадовала.
Глава 36
Дом капитула
Ритчи-Смоллет повел их в дальний конец чердака, через кухню, где Джек мыл посуду, и вниз по еще одной винтовой лестнице в толще стены. Они очутились в квадратной комнате, перекрытой сводом, который опирался на мощную центральную колонну. Вдоль каждой стены стояли ряды встроенных каменных стульев с деревянными спинками. Неудачное устройство, подумал Ланарк: если зал заполнится, никто не увидит всех присутствующих сразу, поскольку три-четыре человека будут скрыты центральной колонной. Бодрый на вид мужчина небольшого роста, расставив ноги и держа руки в карманах, грел спину у электрокамина. Когда Ритчи-Смоллет обратился к нему, в его голосе не было привычного энтузиазма.
— А, Грант. Это Ланарк, у него есть для нас новости.
— Верно, новости о совете, — с саркастическим ударением отозвался Грант, — Я жду уже больше часа.
— Не забывай, что другие не так навострились считать время, как ты. Провост, вероятно, в крипте; пойду погляжу.
Ритчи-Смоллет вышел через дверь в углу. Грант и Ланарк уставились друг на друга. Гранту можно было дать лет тридцать, хотя его щеки и лоб прорезали глубокие вертикальные морщины. Короткие курчавые волосы были тщательно причесаны, одежда — голубой костюм, красный галстук — также отличалась аккуратностью. Грант сказал:
— Я вас знаю. Когда я был юнцом, вы показывались в старой «Элите» вместе с кодлой Сладдена.
— Недолго, — кивнул Ланарк. — Как вы следите за временем? У вас есть часы?
— У меня есть пульс.
— Вы подсчитываете сердцебиения?
— Прикидываю. Все мы в лавочках освоили это искусство, когда рухнула старая система счета времени.
— Вы владеете лавкой?
— Под лавочкой я имел в виду мастерскую. Механический цех. Я не торговец, а производитель.
Ланарк сел у огня. Голос Гранта раздражал его. Громкий и пронзительный, он выдавал привычку обращаться к толпе без посредства оборудования, которое помогает донести тихую речь до миллионов. Ланарк спросил:
— Где Полифем?
— Что?
— Я слышал, здесь находится некто по имени Полифем.
Грант ухмыльнулся:
— Да здесь я, здесь. Смоллет дал мне это прозвище.
— Почему?
— Полифем — одноглазый великан-людоед из старой сказки. Я все время напоминаю членам комитета о фактах, которые они предпочли бы забыть, поэтому они говорят, что у меня односторонний взгляд на вещи.
— Что это за факты?
— Что они не принадлежат к производителям.
— Вы хотите сказать к работникам?
— Нет, именно к производителям. Многие из тех, кто работает до седьмого пота, не производят ничего, кроме богатства. Они не вырабатывают ни продовольствия, ни топлива, ни жилищ, ни полезных идей; их труд — не более чем способ упрочить свою власть над производителями всего этого.
190 
