очень нудно 
206 
– Что случилось с Луцием Цинной и трибунами плебса? – спросил Луций Цезарь.
– Бежали, – лаконично отвечал Октавий. – Они будут объявлены вне закона, разумеется. И надеюсь, что очень скоро.
Катул Цезарь остановился в дверях кабинета Октавия и сердито оглянулся.
– Ты не можешь лишить консула, находящегося в должности, его консульских полномочий, Гней Октавий. Все началось с того, что оппозиция попыталась лишить Луция Суллу его консульского права командовать римскими армиями. Они не смогли этого сделать! Но никто не пытался лишить его должности консула. Этого нельзя было сделать. В римском законодательстве нет ничего, что давало бы право любому магистрату или комиции преследовать судебным порядком или отстранить от должности курульного магистрата раньше, чем истек срок его полномочий. Ты можешь уволить трибуна плебса, если сделаешь это правильно, ты можешь уволить квестора, если он нарушит свои обязанности; ты также можешь изгнать их из сената или лишить ценза. Но ты не можешь уволить консула или любого другого курульного магистрата, пока не истек срок их полномочий!
– Теперь, когда я нашел секрет успеха, Квинт Лутаций, – с самодовольным видом сказал Октавий, – я смогу сделать все, что захочу. – И, видя, что Луций Цезарь проследовал к выходу вслед за братом, добавил им вдогонку: – Завтра будет собрание в сенате. Я предлагаю вам быть там.
В отличие от Иерусалима или Антиоха, Рим не слишком верил пророкам и предсказателям; авгуры проводили обряды ауспиций[68] в истинно римском духе – не слишком доверяя собственной интуиции, они делали это строго в соответствии с книгами и таблицами.
Существовал, однако, один подлинно римский пророк, патриций из рода Корнелиев, которого звали Публий Корнелий Куллеол. Как раз теперь он страстно желал, чтобы никто не вспоминал его несчастного родового имени, впрочем, он был уже таким древним старцем, что никто и не помнил его иным. Он жил на ненадежный и небольшой доход, получаемый от своей семьи; обычно его видели на форуме сидящим на ступеньках, ведущих в храм Венеры Клоакины, который был древнее базилики Эмилия и объединен с ней уже в процессе строительства последней. Не будучи Кассандрой или религиозным фанатиком, Куллеол ограничивался в своих предсказаниях результатами важнейших политических событий; он никогда не предсказывал конца света или появление какого-то нового, более могущественного бога. Ему удалось предсказать войну против Югурты, нашествие германцев, Сатурнина, войну с Италией и войну на Востоке против Митридата, причем последняя, как он уверял, будет продолжаться на протяжении жизни целого поколения.
На рассвете того утра, когда братья Цезари возвратились в Рим, сенат собрался в первый раз со дня резни, учиненной Октавием. Члены сената боялись этого заседания. До сего дня самые страшные преступления совершались во имя Рима отдельными лицами или толпой на форуме, но резня в «день Октавия» была слишком тесно связана с сенатом.
Сидя на верхних ступенях храма Венеры Клоакины, Публий Корнелий Куллеол казался неотъемлемой принадлежностью этого места, и ни один из отцов сената не заметил его, хотя при виде их Куллеол радостно потер руки. Если он сделает то, за что ему щедро заплатил Гней Октавий Рузон, ему никогда уже больше не сидеть на этих ступеньках, и он сможет наконец избавиться от роли предсказателя.
Сенаторы задержались в портике Гостилиевой курии, обсуждая, разбившись на небольшие группы, «день Октавия», и были слышны предположения о том, что это событие может быть связано с сегодняшними дебатами. Вдруг над их головами раздался пронзительный визг, и Куллеол привлек всеобщее внимание. Он поднялся на носки, выгнул спину, вытянул руки, переплетя пальцы, и кричал с такой силой что на его искревлинных губах появилась пена. Поскольку Куллеол никогда не давал предсказаний, доводя себя до экстаза, все подумали, что у него просто припадок. Одни сенаторы и завсегдатаи форума продолжали зачарованно наблюдать за ним, другие приблизились к прорицателю и попытались спустить его вниз. Он слепо боролся с ними, царапаясь ногтями, открывая рот все шире и шире, пока, наконец, не закричал.
– Цинна! Цинна! Цинна! Цинна! – завывал он. Куллеол получил очень внимательную аудиторию.
– Пока Цинна и шесть его трибунов плебса не будут высланы, Рим будет гибнуть, – верещал он, трясясь и шатаясь, а затем завопил то же самое еще и еще раз, до тех пор, пока не свалился на землю и его не унесли.
206 
