очень нудно 
47 
— Ты хочешь, чтобы я помолился о прекращении дождя? — спросил я.
— Да, — сказал рабби. — Ты же молился, чтобы он начался?
— Я молился целыми неделями, как молились все вокруг, — сказал я.
Это была правда. Но потом я вспомнил о том мгновении на голом склоне.
«Отец, прекрати это… пошли дождь».
— Рабби, — сказал я вслух. — Как бы я ни молился, дождь нам послал сам Господь.
— Конечно, это так, совершенно верно, сын мой, — сказал рабби примирительным тоном, протягивая руки, чтобы коснуться меня. — Но прошу тебя, помолись Господу, чтобы он прекратил дождь! Умоляю.
Моя тетя Есфирь засмеялась. Клеопа тоже начал смеяться, но это был тихий, почти неслышный смех, потом засмеялась и моя тетя Саломея, а вслед за ней Маленькая Мария.
— Тихо! — прикрикнул на них Иаков.
Он все еще дрожал из-за пережитого, однако взял себя в руки и взглянул на меня.
— Иешуа, не начнешь ли ты общую молитву, чтобы Господь закрыл теперь окна Небес, если будет на то Его воля?
— Давай же, начинай! — потребовал Иасон.
— Успокойся, — велел ему рабби. — Иешуа, помолись.
Я склонил голову. Мысленно отодвинулся от них подальше. Очистил разум от всего, что могло стоять между мной и теми словами, которые я собирался произнести, вложив в них свое сердце и душу.
— Милосердный Господь, Создатель всего доброго, — произнес я, — который спас нас сегодня от убийства невинного…
— Иешуа! Просто помолись, чтобы дождь перестал! — крикнул Иасон. — Иначе всем членам вашей семьи скоро придется взяться за молотки и гвозди и начать строить ковчег, потому что он нам понадобится!
Клеопа разразился безудержным смехом. Женщины прятали улыбки. Дети смотрели на все широко раскрытыми глазами.
— Могу я продолжать?
— Помолись же, пока не смыло все дома, — сказал Иасон.
— Господь наш Небесный, если будет на то Твоя воля, пусть кончится этот дождь.
Дождь кончился.
Стук по крыше прекратился. Порывы ветра перестали биться в ставни. Тонкий дробный стук капель по плитам во дворе затих.
В комнате повисло неловкое молчание. А затем стал слышен рокот воды, все еще бегущей по водостокам, отыскивающей дорогу по множеству труб, плещущей и капающей с карнизов.
Волна прохлады накатила на меня, вызывая покалывание, как будто кожа приобрела новую чувствительность. Я ощутил пустоту, а затем постепенное возвращение того, что изошло из меня. Я вздохнул и почувствовал, как мой взгляд снова стал затуманенным и влажным.
Я услышал, как рабби поет благодарственный псалом. Я стал повторять слова вместе с ним.
Когда он дошел до последнего слова, я начал следующий на священном языке:
— «Пусть моря и все их обитатели восславят, и весь мир, и те, кто его населяет. Пусть реки захлопают в ладоши, а горы закричат от радости перед Создателем, который идет, идет, чтобы править землей, чтобы править миром по справедливости и людьми беспристрастно».
Они произнесли это вместе со мной.
У меня кружилась голова, я так устал, что мог упасть там, где стоял. Я подошел к стене и медленно опустился слева от жаровни. Иосиф наблюдал за происходящим, как и прежде.
Наконец я поднял голову. Все стояли тихо, даже маленькие дети. Рабби задумчиво всматривался в меня с состраданием.
На лице Иасона было написано восхищение. Он вдруг словно очнулся.
— Благодарю тебя, Иешуа, — произнес он с поклоном.
Рабби присоединился к его благодарностям, то же самое сделали и все остальные, один за другим.
Затем Иасон указал пальцем.
— О, что это такое?
Он смотрел на золоченый сундук. Его взгляд скользил по рассыпанным монетам, которые мерцали в полумраке.
Он ахнул от изумления.
— Да тут целое сокровище, — сказал он. — А я-то никогда по-настоящему не верил!
— Идем, нам пора домой. — Рабби подтолкнул его к двери. — Доброй ночи всем вам, благословенные дети, да будет благословенно все, что находится под этой крышей, и мы еще раз благодарим тебя.
Последовал обмен любезностями, предложение выпить вина, неизбежный отказ, дверь открылась и закрылась. Тишина. Я повалился на бок, подсунул под голову согнутую руку и закрыл глаза.
Кто-то собрал монеты и сложил обратно в сундук. Это я еще слышал. Мягкое шарканье ног. А затем меня повлекло вниз, в укромное место, туда, где я мог недолго побыть один, сколько бы народу ни толпилось вокруг.
47 
