ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>

Легенда о седьмой деве

Очень интересно >>>>>




  112  

Чаще же всего бывает так, что голос поэта, звуча невнятно и глухо, пониманию недоступен, однако во всяком правиле случаются исключения — и эта вот удачная метафора, обретя невиданную популярность, переходила из уст в уста, повторялась на всех углах, толковалась и перетолковывалась, хотя взрыв народного ликования не затронул большинство других поэтов, и это не должно нас удивлять, ибо и поэтам не чужды обычные человеческие чувства вроде, например, досады и зависти. Одним из самых примечательных последствий этого вдохновенного сравнения стали возрождение — ну, с учетом, разумеется, тех сокрушительных перемен, которые внесла современность в семейную жизнь — возрождение, говорю, духа материнства, сильнейший прилив материнских чувств, обуявших, как мы, учитывая известные всем нам обстоятельства, вправе предполагать, Марию Гуавайру с Жоаной Кардой они-то ведь, ни о чем таком не помышляя, ничего не загадывая, одной лишь возвышенно-естественной силой вещей оказавшись, как говорится, в положении, предрекли и положение всего Иберийского полуострова. Решительно обе переживали миг торжества. Их репродуктивные органы, уж извините за анатомическую терминологию, сделались наконец-то символом и выражением — я бы даже сказал — уменьшенной, но безупречно действующей моделью — того хитроумного механизма, работающего во Вселенной, когда непрерывно идет процесс превращения ничто во что-то, маленького в большого, конечного в бесконечное. Ну, на этом месте толкователи и герменевты запнулись и засбоили — и опять же это неудивительно, если вспомнить, сколько раз убеждались мы на собственном опыте, как недостаточны оказываются слова по мере приближения к границе того, что словами не выразить, хоть тресни: стремимся изъяснить любовь, а язык не поворачивается, предполагаем сказать «люблю», а произносим «не могу», намерены вымолвить последнее слово и понимаем в этот миг, что вернулись к самому началу.

Но во всем этом хитросплетении причин и следствий было и ещё одно обстоятельство — одновременно стало оно и фактом и фактором — благодаря которому изменился заумно-серьезный тон обсуждений, а весь народ, с позволения сказать, расцвел улыбками и раскрыл друг другу объятия. Все дело в том, что глазом моргнуть не успели — простим преувеличение, всегда содержащиеся в подобных фигурах речи — как все женщины детородного возраста оказались беременны, о чем и сообщили — и это при том, что никаких особых изменений в способах предохранения не допускали ни сами они, ни те, кого они до себя допускали — имеются в виду мужчины, с которыми регулярно или от случая к случаю делили они ложе. Дела, впрочем, пошли такие, что люди уже ничему не удивлялись. Минуло несколько месяцев с той минуты, как полуостров отделился от материка, тысячи километров проплыли мы в море — не то что открытом, а просто-таки настежь распахнутом — чудом не напоролись всей своей левиафанской тушей на бесстрашные Азоры, хотя и выяснилось чуть погодя, что никакого чуда здесь не было, а мы и не должны были столкнуться с ними, но откуда же нам было это знать в тот миг, когда удар казался неизбежным, понятия об этом не имели тамошние и здешние мужчины и женщины, принужденные бежать и спасаться, произошло ещё много всякого дивного и чудного, и солнце, ожидаемое слева, стало восходить справа, и луне словно бы мало показалось того извечного непостоянства и переменчивости, которыми мучит она нас с тех пор, как отделилась от земли, и ветры, дуют ныне не так, как прежде, и облака, несясь со всех горизонтов, водят над нашими головами умопомрачительный хоровод — причем помрачению этому не мешает, а способствует ослепительно горящее в поднебесье пламя, и все выглядело так, словно человеку, наконец, нет нужды медленно, задерживаясь на каждом перекрестке истории, брести из тьмы животного мира, — теперь его, целого, невредимого и чистенького, поместят в мир заново отделанный, светлый, блещущий нетронутой красотой. Ну, а раз все это происходило, и если, по слову португальского поэта, полуостров проделывает тот же путь, что и дитя в утробе матери, если он растет и ворочается, словно в исполинской матке, в лоне океана, готовясь к появлению на свет, то есть ли у нас основания удивляться тому, что заполнились и матки обитательниц полуострова — откуда нам знать, не оплодотворил ли их огромный камень, спускающийся к югу, и в самом ли деле эти новые дети — сыны и дочери человеческие или же отцом их следует считать гигантский каменный киль, расталкивающий море у себя на пути, внедряющийся в него, проникающий в лепечущие волны под вздохи и шепот ветра?

  112