36 
Известно, что дурные примеры не в пример заразительней хороших, хотя и неведомо, почему распространяются они с такой неимоверной скоростью, но так или иначе волна самочинных вселений перехлестнула через границу и разлилась по всей Испании, и вообразите только, как обстояло дело в Марбелье и Торремолиносе, где каждый отель — словно город, а три составляют целый мегаполис. Анархия! Хаос! Нарушение права собственности! — загудела Европа, прослышав об этих тревожных новостях, а одна французская газета — из тех, что формируют общественное мнение — дала на всю первую полосу заголовок ПРИРОДУ НЕ ОБМАНЕШЬ! При всей своей банальности эта сентенция показалась истинным перлом проницательности, и с тех пор, когда речь заходила о бывшем Пиренейском полуострове, европейцы только пожимали плечами, разводили руками и говорили друг другу: Чего ж ещё от них ждать, что с них взять, как волка ни корми — и прочее, а диссонансом в общем хоре прозвучало лишь мнение одной маленькой неаполитанской газетки, маккиавеллически оповестившей свет о том, что ПРОБЛЕМА БЕЗДОМНЫХ В ПОРТУГАЛИИ И ИСПАНИИ РЕШЕНА!
Покуда трое друзей оставались в Албуфейре, полиция при поддержке частей специального назначения предприняла ещё одну попытку штурмом взять отели, выкинув оттуда незаконных поселенцев, однако наткнувшись на дружный и ожесточенный отпор со стороны постояльцев, готовых драться до последней капли крови, и владельцев отелей, знавших, какой чудовищный разгром учиняют обычно спасатели-спасители, — отступила, решив возобновить приступ в более благоприятных обстоятельствах, когда время и посулы несколько притупят бдительность осажденных. Когда же Педро Орсе, Жоакин Сасса и Жозе Анайсо двинулись своим путем в Лиссабон, в захваченных гостиницах уже появились демократически избранные органы самоуправления — комитеты по здравоохранению и гигиене, по общественному питанию, по стирке, полосканию и глажке, по празднествам и увеселениям, по культуре, по народному образованию, по физкультуре и спорту и прочие, совершенно необходимые для исправного функционирования любого сообщества. На мачтах и флагштоках — и тех, что высились перед отелями прежде, и тех, что соорудили заново развевались разноцветные, из чего попало скроенные флаги, стяги, штандарты и вымпелы всех стран мира, спортивных клубов, ассоциаций и союзов — и над всеми прочими реяло португальское знамя. В духе здоровой состязательности всю эту пестроту тщились затмить вывешенные в окнах покрывала.
Но, как всегда бывает, учиненный этим гармоничным сообществом, которое самим фактом своего существования противопоставляло себя другим, заявляло о своих отличиях, а в данном случае лишний раз подтверждало старую истину что для одних хорошо, то другим нож острый — захват отелей переполнил и без того уж готовую перелиться через край чашу терпения, а проще говоря, вконец встревожил тех, кого принято называть сильными мира сего. Многие из них, всерьез опасаясь, что Пиренейский полуостров канет на дно вместе с ними и всем их достоянием, вослед за ордой туристов поспешно покинули отчизну, из чего не следует, разумеется, будто они чувствовали себя в ней чужестранцами: просто-напросто разные есть степени и ступени принадлежности к этой самой отчизне — хоть в возвышенном, хоть в прозаически-административном смысле этого понятия. Тому в истории мы находим множество примеров.
И теперь вот, когда наши социальные заморочки подверглись не то что дружному, а прямо-таки единодушному — неаполитанская газетенка не в счет осуждению, началась вторая волна эмиграции, причем столь массовой, что закрадывались сомнения: а не готовили ли её тщательно с того самого дня и часа, когда всем стало ясно, что рана, рассекшая единое некогда тело Европы, сама собой не зарубцуется, а напротив, пойдет вглубь и вширь. Огромные суммы, лежавшие на банковских счетах, словно растаяли, оставив после себя сущие пустяки, имевшие скорее символические значение — так, чтобы из чистого суеверия счет этот самый не закрывать: в Португалии эскудо пятьсот, в Испании те же пятьсот, но уже песет, ну, может, чуть больше; а всякое там золото и серебро, драгоценности и произведения искусства и прочее движимое имущество как смелo с Иберийского полуострова пронесшимся над морем вихрем, смел(и разнесло, да не на четыре, а на все тридцать две, указуемые розой ветров стороны. Дураку ясно, что за сутки всего этого не провернуть, а вот недели хватило, вполне достаточно, говорю, оказалось одной недели, чтобы неузнаваемо преобразить социальную, так сказать, физиономию двух иберийских государств, изменить сверху донизу их облик. Сторонний и поверхностный наблюдатель, не ведающий фактов и резонов, а потому впадающий в добросовестное заблуждение, решил бы, что испанцы с португальцами вдруг, разом, в одночасье обеднели, тогда как произошло нечто совсем иное — просто взяли да уехали богатые люди, а статистика болезненно чутка к таким отъездам.
36 
