51 
Они шагнули за край окружности, приблизились — да, была черта, словно только что проведенная, и земля по обе стороны от неё была влажной и рыхлой, несмотря на жаркий день. Они молчат — мужчины не знают, что сказать, Жоане Карде к сказанному добавить нечего, пришло время не слов, а деяния, которое либо подтвердит, либо сведет на нет всю её волшебную историю. И она наступает на черту, шаркает по ней, как скобелем, затирает её, давит и мнет, топчет ногами, будто святотатственно глумясь над реликвией. В следующее мгновение на глазах у изумленной публики черта возникает вновь, воскресает в первозданном виде, точно такой как была только что: все бугорки и комочки и каждая песчинка в отдельности меняют форму и расположение, занимают свои прежние места, обретают прежний облик и образ, и вот вам — проведенная по земле линия, и нетронутая её часть неотличима от той, что была затерта и уничтожена. Я стирала её всю целиком, говорит изменившимся голосом Жоана Карда, смывала её водой, закладывала её камнями, а когда убирала их, она появлялась снова, хотите — сами проверьте. Жоакин Сасса наклонился, погрузил пальцы в рыхлую землю, взял пригоршню, далеко отбросил её от себя, а непрерывность линии тотчас восстановилась. Настала очередь Жозе Анайсо — он попросил у Жоаны палку, провел ею рядом с первой линией глубокую борозду, а потом затер подошвами — и она исчезла. Ну-ка, теперь вы, сказал он. Острый конец палки вонзился в почву, но края глубокой рваной раны, появившейся на поверхности, тотчас стянулись, и вся она зарубцевалась, стала шрамом. Нет, дело не в палке, и не в руке, которая её держит, сказал Жозе Анайсо, в расчет идет только время, когда это происходит. Тогда Жоакин Сасса сделал полагавшееся ему — выбрал из нескольких припасенных Жоаной Кардой камней один, по весу и по форме похожий на тот, что бросил когда-то в море, и изо всех сил швырнул его как можно дальше, но упал он, естественно, там, где и должен был упасть — всего в нескольких шагах, большее превыше сил человеческих.
Педро Орсе присутствовал при всех этих экспериментах, но личного участия в них принимать не пожелал — вероятно, ему довольно было того, что земля под ногами продолжала сотрясаться. Он взял из рук Жоаны Карды вязовую палку и сказал: Можете сломать её, выбросить, сжечь, ни на что больше не годна ваша палка, камень Жоакина Сассы, скворцы Жозе Анайсо, сгодилось все это лишь однажды, это как люди, они ведь тоже предметы разового пользования, прав Жозе Анайсо: в расчет принимается и в зачет идет только мгновение, мы ему служим. Пусть так, отвечала Жоана Карда, но палка навсегда останется со мной, эти мгновенья наступают без предупреждения. Меж деревьев, с противоположной стороны поляны показалась собака. Она медленно обвела всех взглядом и пересекла прогалину — рослая, крепкая, с золотисто-рыжей шерстью, внезапно вспыхнувшей под солнечным лучом как пламя. Жоакин Сасса, забеспокоившись, подобрал с земли камень, швырнул в неё — Не люблю собак — но не попал. Собака остановилась, не испугавшись и не угрожая, остановилась, чтобы взглянуть — даже не залаяла. Дойдя до деревьев обернулась — так, на расстоянии, она казалась даже ещё крупней — и неторопливо скрылась в зарослях. Да уж, шуткой пытаясь унять свою тревогу, сказал Жоакин Сасса, Жоана права: рано расставаться с палкой, если тут бродит такое зверье. Собака, между тем, дикую по виду не напоминала.
Возвращались той же дорогой, обсуждая теперь вполне практические вопросы — в Лиссабон возвращаться поздно, где бы переночевать? Да ничего не поздно, сказал Жоакин Сасса, даже если не гнать, отлично поспеем к ужину. Я бы предпочел остаться в Фигейре-да-Фож, сказал Жозе Анайсо, или в Коимбре, а завтра бы с утра вернулись сюда, может быть, Жоане будет что-нибудь нужно, и в голосе его звучит крайняя озабоченность. Ты так считаешь, начал с улыбкой Жоакин Сасса и не договорив, высказал остальное взглядом. Я тебя понимаю, ночью хочешь подумать, сообразить, что говорить завтра, мгновенья наступают без предупреждения. Теперь они идут перед Педро Орсе и Жоакином Сассой, а наступающий вечер так тих и кроток, что сердце щемит непонятно отчего, от каких чувств, не направленных никуда — разве что к этому свету, к бледному небу, к неподвижно стоящим деревьям, к неторопливому струению реки, которая сперва лишь угадывается, а потом возникает въяве, впереди — и его зеркальную гладь медленно пересекают птицы. Жозе Анайсо, сжав руку Жоаны Карда, говорит: Мы — по эту сторону черты, мы — вместе, вот только надолго ли, и женщина отвечает: Теперь уж скоро узнаем.
51 
