Однако утро началось с того, что работники не пришли, а Парагнедых не завелся. Нам бы не хотелось, чтобы кто-нибудь усмотрел в этих событиях какую-то взаимосвязь и решил бы, например, что поденщики-аграрии, по насущной необходимости или поддавшись внезапному зловредному побуждению, похитили из автомобиля какую-нибудь важную часть его устройства. Это не так. И тот, что постарше, и молодой были вовлечены в стремительный исход жителей, опустошивший побережье на глубину пятидесяти километров, однако через три дня, к брошенному дому Марии Гуавайры вернется один из работников — тот, разумеется, который помоложе, который ухаживал за хозяйкой и за землями её, именно в таком или же в обратном порядке, но нам никогда не дано будет узнать, вернулся ли он для того, чтобы исполнить свою мечту стать собственником всего этого богатства, так глубоко укорененного в почве, вступить в обладание им хоть на несколько дней, пока геологическая катастрофа не уничтожит и его самого, и землю, и мечту — или же для того, чтобы охранять чужую собственность, борясь с одиночеством и страхом, рискнув всем в надежде выиграть все, то есть и руку Марии Гуавайры, и её имущество, и уповая, что беда пройдет стороной. В тот день, когда Мария Гуавайра вернется сюда — если вернется — она увидит, как этот человек ковыряется в земле или спит, утомясь от работы, на облаке голубой шерсти.
Целый божий день возился Жоакин Сасса с упрямым механизмом, а Жозе Анайсо помогал ему чем и как мог, однако знаний и дарований у обоих не хватало, чтобы решить задачу. Имелись запчасти, в избытке было рвения и старания, но где-то там, в самом нутре двигателя, в сокровенных его глубинах что-то устало и сломалось, а, может быть, долго снашивалось и вот наконец выработало ресурс — силы кончились: так бывает с людьми и, значит, может быть и с машинами, когда на ровном месте, без всякой видимой причины и, само собой, без всякого предупреждения тело говорит: Все, больше не могу, тело или душа, или дух, или воля, и тогда уж с места его не сдвинешь, не запустишь, на ноги не поднимешь, и вот до этой самой ручки дошел Парагнедых, и скажите спасибо, что околел он лишь после того, как довез людей до этого жилья, а не бросил посреди шоссе, и нечего ругаться, и стучать кулаками, и пинать ногами, проку от этого все равно не будет, не оживите вы Парагнедых. В унынии вернулись в дом Жоакин Сасса и Жозе Анайсо, перемазанные машинным маслом с ног до головы, с рассаженными в кровь пальцами, оттого что почти голыми руками пытались они совладать с тугими болтами и неподатливыми контргайками, и пошли умываться, нежно опекаемые своими женщинами, и сгустилась в доме атмосфера несчастья. Как же мы выберемся отсюда? — вопрошал неизвестно кого Жоакин Сасса, который в качестве автовладельца чувствовал себя не то что ответственным, а просто виноватым во всем произошедшем и считал, что эту пакость судьба подстроила ему лично, что небеса ополчились против него персонально — и что тут скажешь: уязвленное самолюбие саднит не меньше, чем сбитые в кровь костяшки пальцев.
Затем был созван семейный совет, который наверняка проходил бы очень бурно, если бы Мария Гуавайра, взявшая слово первой, не предложила: Знаете что, у меня тут есть крытый фургон, хоть и старый, но вполне ещё годный, и есть лошадь — она тоже не первой молодости, но если вовремя давать ей корм и роздых, быть может, у неё хватит сил свезти нас куда надо. Вслед за этим предложением воцарилась на несколько мгновений растерянная тишина — оно и понятно: как ещё могут воспринять люди, привыкшие к двигателям внутреннего сгорания, неожиданное предложение вернуться под воздействием тяжких житейских обстоятельств к архаической старине? Крытый, говорите? переспросил Педро Орсе, человек практической складки и представитель иного поколения. Да, с парусиновым верхом, он, хоть и прохудился кое-где, но можно заделать, есть у меня толстая ткань, она сойдет для этого. Да если нужно будет, воскликнул Жоакин Сасса, обдерем Парагнедых, мне уж больше на нем не гарцевать, пусть окажет нам последнюю услугу. Тут все повскакали на ноги, предвкушая замечательное приключение и то, как под парусами этой галеры поплывут они по миру — согласитесь, если бы я сказал «пойдут по миру», смысл был бы совсем иной — и закричали наперебой: Где эта лошадь? Где телега? — и Марии Гуавайре пришлось объяснять им разницу между телегой и тарантасом, называемым в здешних краях галерой: у него четыре колеса, и от передка к задку идут особые такие брусья, уменьшающие тряску, а под парусиновым тентом, который укроет их от ненастья, хватит места для целой семьи, и если соблюдать порядок и правильно распределить ресурсы, не хуже будет, чем в доме.