25 
Энни, которая плохо переносила оживленные и, как водится, шумные сборища, коротала вечер с нами и после чая согласилась, в ответ на мои горячие просьбы, рассказать нам корнуоллские сказки — те самые, которые мы с братьями и сестрами слушали в детстве как зачарованные.
Что это были за диковинные, фантастические истории! Мерцало пламя в камине, и я вновь испытывала сладкий ужас, слушая рассказ о скачке Джесси Варко, о злобном Тригиагле, о белом кролике Эглошейле и о таинственных подвигах волшебника Миллитона из Пенгеруика, чей серебряный пиршественный стол, уставленный золотыми кубками и блюдами, покоился на дне Маунт-Бэй с тех самых пор, как княжеская ладья ушла под воду вместе со всеми гостями. Мы всякий раз не верили, что бесстрашный путешественник решится произнести волшебные слова «Фрэт, Хэверингмор, и все, кто с вами!», отлично зная, что заклинание вызывает шторм, и он и все его товарищи утонут.
В оловянных рудниках, где работал отец Энни, рудокопам являлись привидения в саванах и слышались жуткие звуки. Мороз подирал по коже от истории о фермере и его жене, поселившихся в некогда величественной, бывшей усадьбе Тригиаглей, от которой только и осталось, что фермерский дом. Вернувшись как-то поздно вечером с ярмарки, фермер и его жена не поверили своим глазам, когда увидели, что из всех окон их дома струится свет, за шторами проносятся силуэты дам и кавалеров в старинных костюмах, а внутри слышится пение и звуки разгульной попойки. Фермер, человек не робкого десятка, ринулся к дому, чтобы спугнуть незваных гостей, хозяйничавших в его отсутствие. Но едва он коснулся садовой калитки, как огни погасли, фигуры растаяли в воздухе, пение смолкло, и все погрузилось во тьму и тишину.
Когда мои братья повзрослели и набрались ума-разума, они стали поговаривать между собой — я сама слышала, — что никто бы не увидал никаких чудес в заброшенной усадьбе, если бы не кружка-другая сидра, выпитая у ярмарочных балаганов. Но такие приземленные объяснения чужды были невинному уму Тины, которая все приняла за чистую монету, кроме истории о затонувшей ладье Миллитона, которую она, как только уснула Энни, опровергла с помощью логики и здравого смысла. «Ведь если никто с ладьи не спасся, как узнали, что один из них был такой глупый, что сказал „Фрэт!“?» — доказывала она мне шепотом, чтобы не разбудить Энни.
Но сон Энни был слишком глубок, и она не проснулась, даже когда я стала объяснять Тине, что в голове у старушки смешались две разные истории, одна из которых пришла вовсе не из Корнуолла, а с границ Уэльса, и была сочинена в назидание всем, кто задумает переплыть заколдованное озеро Хэверингмор.
— Надеюсь, мне никогда не придется переплывать это озеро, — сказала я, — я бы наверняка не удержалась и крикнула «Фрэт!», просто чтобы посмотреть, что будет.
Тина весело засмеялась. Потом мы еще долго сидели в сумерках и смотрели, как луна выплывает из-за заснеженных елей, росших через дорогу, в саду доктора Перси, и я услышала, как девочка чуть слышно пробормотала: «О, здесь я отдохну». Из этих, таких недетских, слов я поняла лучше, чем из любого рассказа, как долго она жила в чудовищном напряжении. Тишина и покой — вот все, чего желали мы обе, женщина и ребенок.
Я всегда любила переводить с французского и вскоре после того, как стала жить вдовьей жизнью в «Серебряном логе», наткнулась на стихи Жюстины Морис, которые поразили меня вложенным в них чувством. Перевод получился слабым, неточным, неуклюжим и был далек от завершенности, тонкости и изящества французского оригинала, но все же, работая, я ощутила, что у меня делается легко и покойно на душе. Как водится у одиноких людей, я стала бормотать себе под нос отдельные строчки, совсем позабыв, что у меня теперь есть слушательница. Тина напомнила мне о себе:
— Повторите, пожалуйста. Мне очень нравится.
Я исполнила ее просьбу:
- Молю: оставь мне все мечты,
- Мой свод небес, зеленый дол,
- Мои леса, мои цветы,
- Холмы, деревья и кусты,
- Лазурь речной волны.
- Покуда цел прибрежный мой приют,
- Где нет мне дела до грядущих бед,
- Пусть дни в блаженной радости текут,
- И счастье этих сладостных минут
- Продли на много безмятежных лет!
- Пускай, неспешна и легка,
- Под сенью ивовых ветвей,
- Струит свой вольный ток река,
- Ловя дыханье ветерка,
- Лаская край полей.
- Душа внимает пенью всех ветров,
- И в такт им чередой идут часы,
- И сонмы дивных, лучезарных снов,
- Как вешний дождь, не знающий оков,
- Врываются в мою младую жизнь.
- Твердят, что жизнь — тяжелый гнет,
- Но для меня она легка.
- Меня молитва бережет
- От боли, горя и забот,
- Как матери рука.
- Ребенку недоступен бег времен,
- Его вселенная — единый миг.
- Не ведая о бурях жизни, он
- Душой в мечты о счастье погружен,
- Как мотылек, беспечен и игрив.
- Сверкает вереница дней,
- Как брызги летнего дождя.
- В душе — ни страха, ни скорбей,
- Лишь благодарностью к Тебе
- Она всегда полна.
- Пусть неизбежно жизни отцвести.
- Что значит Смерть? Смеживший веки сон,
- Чтобы сказать прошедшему: «Прости»,
- Любить и верить, что в конце пути
- Мне в Небесах проснуться суждено.
— Да, — сказала Тина серьезно и наставительно. — Хорошие стихи.
25 
