146 
– Знаю,– говорю я.– Знаю: от меня несет сыром.
Бунтаро с невинным видом пожимает плечами и возвращается к своему калькулятору. Я лезу наверх. Кошка желает мне доброго утра и выскальзывает прочь, в свое кошачье измерение. Я мою ее миску, меняю воду, принимаю душ и ложусь вздремнуть, прежде чем навести порядок к приходу Аи.
Мое лицо прикипело к подушке. Язык – кусок пемзы. Слюна стекает по нему, как по желобу, прямо на наволочку. У стола стоит Аи и режет морковь с яблоками. На секунду я представляю: мы с Аи поженились, и она готовит ужин для наших девятерых детей,– но тут до меня доносится запах яблока. И мускатного ореха. Кошка вылизывает лапы и наблюдает за мной. Бунтаро пропускает Аи наверх, она стучит, я глубоко сплю и не просыпаюсь, Бунтаро подтверждает, что я дома, Аи заглядывает, видит меня, выходит и покупает продукты для салата. Жизнь может быть сплошным блаженством, когда захочет. Аи доверяет мне, если остается наедине со мной в моей капсуле, когда я одет – или раздет – подобным образом. То, что мне доверяют, делает меня достойным доверия. Морковь прекрасно сочетается с яблоками. Аи режет грецкие орехи с изюмом – до этой минуты я не обращал особого внимания на грецкие орехи – и посыпает латук. На ней старые джинсы и линялая желтая футболка, бледнее, чем ее кожа, а волосы подобраны кверху. Вот ее сказочная шея. Она соскребает очистки в мешок для мусора. На ней очки в толстой черной оправе, странно, но они ей идут. Аи никогда, никогда не старается произвести впечатление, вот это-то и впечатляет меня – до безумия. В ее ухо вдета серебряная пиратская серьга.
– Эй, каннибал с острова Кюсю,– говорит она; я понимаю, что все это время она знала, что я за ней наблюдаю, и звучащие во мне аккорды меняются со звонкого ля-бемоля на дребезжащий ре минор.– Почему ты хранишь письма в морозилке?
– Осторожней,– говорит Аи.– По-моему, в этих костях может быть рыба.
– На вкус чудесно.
– Ты живешь на одной «моментальной» лапше?
– Мою диету разнообразит пицца – благодаря «Нерону». Ты не против, если я доем салат?
– Давай, а не то умрешь от цинги. Ты никогда не говорил, что из твоего окна такой вид.
– Разве это вид? Ты не видела Якусимы.
– Он намного лучше того, что у нас с Сатико. Мы привыкли, что наше окно выходит на спортивную площадку тюрьмы ослабленного режима. Это было довольно занятно. Я обычно открывала окно и играла вальсы Шопена, один за другим. Но однажды я вернулась с занятий и увидела, что за время между завтраком и ужином перед нашим окном успела вырасти многоэтажная кольцевая автостоянка. Теперь у нас вид на бетонную стену на расстоянии шести дюймов. Мы хотим переехать, но после уплаты задатка мы остались бы без гроша. Даже честные агенты по недвижимости, если только это не оксюморон, оберут до нитки. К тому же приятно сознавать, что, если случится пожар, мы сможем выбраться из окна и спуститься по веревке в безопасное место, сопя себе потихоньку.
Звонннннннннит телефон. Я беру трубку:
– Алло?
– Миякэ!
– Суга? Ты где?
– Внизу. Господин Огисо говорит, что у тебя гости, но ты не против, если я зайду?
Честно говоря, я против.
– Конечно нет.
Когда Суга входит в мою капсулу, я не верю своим глазам. Он сделал себе пересадку тела. Экзема исчезла. Его модельная стрижка стоит не меньше десяти тысяч иен. На нем костюм миланского похитителя бриллиантов и стильные прямоугольные очки поп-певца в зените славы.
– Ты собираешься на интервью? – спрашиваю я.
– Суга, не обращая на меня внимания, застенчиво кланяется Аи.
– Привет, я Масанобу Суга. Вы, наверное, подружка Миякэ из Кореи?
Аи откусывает корень сельдерея и с недоумением смотрит на меня.
– Нет.– Я опровергаю его догадку.– Суга, это мисс Имадзё.
Аи жует сельдерей.
– Суга Храпящий?
– Теперь смущен Суга.
– Я… э-э… Миякэ…
– Давай как-нибудь в другой раз.
– Другого раза долго не будет – я пришел попрощаться.
– Уезжаешь из Токио? – Я бросаю ему на пол подушку.– Близко или далеко?
Суга скидывает сандалии и садится.
– В Саратогу.
– В какой это префектуре?
– Аи знает, где это.
– Саратога, западный Техас?
– Самое сердце пустыни.
– Там красиво.– Аи продолжает жевать.– Но дико.
– Я отыскиваю более-менее чистую чашку.
– А зачем ты едешь в пустыню?
– Мне нельзя об этом рассказывать.
– Я наливаю ему чай.
– Почему нет?
146 
