– Ух ты,– говорит Бархотка.
– Типа чудно,– говорит Кофе.
Сильный аромат, напоминающий лак для волос, которым пользуется моя бабушка, заставляет меня чихнуть.
– Господин Даймон! – За барной стойкой появляется густо нарумяненная женщина.– Со спутниками! Ну надо же!
На ней головной убор из павлиньих перьев и блестящие вечерние перчатки, она всплескивает руками, как старая актриса:
– Как вы все молоды и полны сил! Вот что значит юная кровь!
– Добрый вечер, Мама-сан. Тихо для субботы?
– Уже суббота? Здесь не всегда знаешь, какой сейчас День.
Даймон дерзко улыбается. Кофе и Бархотка – желанные гости везде, где есть мужчины, готовые раздеть их в своем воображении, но я, в джинсах, футболке, бейсболке и кроссовках, чувствую себя не в своей тарелке, будто землекоп на императорской свадьбе. Даймон хлопает меня по плечу:
– Я хочу пригласить своего брата по оружию – и наших замечательных спутниц – в комнату своего отца.
– Саю-тян может проводить вас…
Даймон прерывает ее. В его улыбке сквозит злость:
– Но ведь Мириам свободна.
Между Даймоном и Мамой-сан идет безмолвный обмен репликами. Мириам с несчастным видом смотрит в сторону. Мама-сан кивает, и по ее лицу будто пробегает дрожь.
– Мириам?
Мириам поворачивается обратно и улыбается:
– Это доставит мне такую радость, господин Даймон.
– В основном я езжу на кабриолете «Порше Каррера-четыре» цвета берлинской лазури. У меня слабость к «портам». Их изгибы, если присмотреться повнимательнее, в точности повторяют изгибы стоящей на коленях, покорно склонившейся женщины.
Даймон смотрит, как Мириам разливает шампанское. Бархотка опускается на колени:
– А ты, Эйдзи?
Прекрасно. Мы уже называем друг друга по имени.
– Я, э-э, предпочитаю двухколесные средства передвижения.
Бархотка восклицает с энтузиазмом:
– О, только не говори мне, что ездишь на «харлее».
Даймон заливисто хохочет:
– Как ты догадалась? Для Миякэ его «харлей» – это, как бы получше сказать, его пятая точка свободы между музыкальными тусовками, верно? Рок-звезд окружает столько дерьма, вы не поверите. Поклонницы, наркоманы, ворье – Миякэ недавно со всем этим покончил. Превосходно, Мириам, ты не пролила ни капли. Полагаю, ты часто практикуешься. Скажи, тебя давно держат в этой дыре в качестве официантки-то-есть-хостессы?
При свете лампы Мириам похожа на призрак, но не теряет достоинства. Комната наполнена интимностью и теплом. Я вдыхаю запах духов, косметики и недавно настеленного татами.
– Оставьте, господин Даймон, леди не говорят о возрасте.
Даймон распускает свой конский хвост.
– А дело в возрасте? Ну надо же. Ты, должно быть, очень счастлива здесь. Ну, я ко всем обращаюсь, шампанское готово, и я хочу провозгласить два тоста.
– И за что же мы типа пьем? – спрашивает Кофе.
– Во-первых: как Миякэ уже знает, я только что освободился от одной дрянной женщины, для которой забыть свое обещание все равно что шлюхе – вот хорошее сравнение – натянуть или снять резинку.
– Я точно знаю, каких женщин ты имеешь в виду,– кивает Кофе.
– Мы так хорошо понимаем друг друга,– вздыхает Даймон.– Выбирай, где поженимся: в Вайкики, Лиссабоне или Пусане?
Кофе играет серьгой Даймона.
– Пусан? Эта корейская клоака?
– Ядовитое местечко,– соглашается Даймон.– Можешь взять эту серьгу себе.
– Типа здорово. Итак, за свободу.
Мы звеним бокалами.
– А какой твой второй тост? – спрашивает Бархотка, гладя пальцами хризантему.
Даймон жестом указывает на Кофе и Бархотку.
– Ну, конечно же – за цвет истинной японской женственности. Мириам, ты смыслишь в таких вещах. Какими качествами должна обладать моя будущая жена?
Мириам обдумывает ответ:
– В вашем случае, господин Даймон, слепотой.
– Даймон хватается руками за сердце, будто хочет остановить кровотечение.
– О, Мириам! Где сегодня твое сострадание? Мириам любит кормить уток, Миякэ. Я слышал, к водоплавающим она относится с большим участием, чем к своим любовникам.
Мириам слегка улыбается:
– Я слышала, водоплавающие больше заслуживают доверия.
– Заслуживают доверия, ты говоришь? Или оказывают? Неважно. Ты согласна, что мы с Миякэ – самые счастливые мужчины в Токио?
Одно мгновение она смотрит на меня. Я отвожу взгляд. Интересно, как ее зовут по-настоящему?
– Только вы сами можете знать, насколько вы счастливы,– говорит она.– Это все, господин Даймон?