52 
– Какого черта ты себе позволяешь, появляясь в свой первый рабочий день с опозданием на сорок пять минут и вырядившись как бродяга? Сними бейсболку, когда находишься в моей кухне!
У него за спиной младшие повара и поварята наблюдают за ходом человеческого жертвоприношения. Я снимаю бейсболку и кланяюсь.
– Прошу прощения.
Сливки, пар, баранина и газ. Не видно ни окон, ни дверей. И как же мне отсюда выбираться? Шеф-повар Бонки рычит:
– Хозяин огорчен. А когда хозяин огорчен, мы все огорчены. Мы плывем в очень-тесной-лодке!
Его голос неожиданно переходит в визг и разрывает в клочья последнее, что осталось от моих нервов.
– А что мы делаем с членами команды, которые раскачивают эту лодку?
Весь кухонный народ хором повторяет, сотрясая воздух:
– К акулам! К акулам! К акулам!
Я начинаю всерьез подумывать, не сдаться ли господину Сумо.
– Иди за мной, муссбой. Хозяин разберется.
Меня тащат мимо сверкающих разделочных столов, полок со сковородками, вертушки для перфокарт. Дверь. Пожалуйста, пусть это будет дверь.
– Вот здесь ты будешь отмечаться, если Хозяин простит тебе твой позорный проступок.
Господин Сумо, должно быть, уже перед дверью с задвижкой. Меня беспокоят эти ножи. Какой-то мальчишка, хлюпая носом, трет пол зубной щеткой – шеф отвешивает ему сильный пинок без всякой очевидной на то причины. Мы заходим в тесный кабинет, где визжит, стучит и скрежещет станок для заточки ножей. В конце кабинета открытая дверь – ступени ведут наверх, во двор, заваленный мешками с мусором. Шеф-повар стучит по косяку и кричит:
– Новый муссбой прибыл для выполнения своих обязанностей, Хозяин!
Станок смолкает.
– Finale mente[64],– говорит Хозяин, не оборачиваясь.– Заводите этого негодяя сюда.
Его голос слишком высок для его внушительной комплекции. Шеф-повар отступает, подталкивая меня вперед. Хозяин поворачивается. На нем маска сварщика, из-под которой виден маленький рот. В руках он держит мясницкий нож, такой острый, что им можно кастрировать быка.
– Оставьте нас, шеф-повар Бонки. Повесьте на дверь табличку.
Дверь кабинета захлопывается. Хозяин пробует лезвие на язык.
– Будешь и дальше ломать комедию?
– Господин?
– Ты не тот муссбой, который с таким рвением прислуживал мне в заведении Иеремии Булфрога, так?
Придумай что-нибудь, быстро!
– Э-э, верно. Я его брат. Он заболел. Но он не хотел подвести команду, поэтому прислал меня.
Неплохо.
– Какая невероятная самоотверженность!
Хозяин делает шаг вперед. Это не предвещает ничего хорошего.
Я упираюсь спиной в дверь.
– Мне очень приятно,– произношу я.
Там какой-то шум или мне послышалось?
– Мне приятно. Мне, и запомни это. Потрогай его. Мусс упругий.
Смотрю на отражение своего лица в черном стекле его маски и теряюсь в догадках, что именно должен делать муссбой.
– Вы – лучший в этом деле. Хозяин.
В кухне вдруг началась суматоха. Пробежать мимо него к двери, ведущей во двор,– пустая затея. Хозяин тяжело дышит, распространяя вокруг запах печеночного паштета.
– Отщипни его. Мусс восхитителен. Отрежь кусочек. О, да. Мусс нежен. Так нежен. Понюхай его. Мусс уступит. О, да. Мусс уступит.
Четыре жирных пальца тянутся к моему лицу.
Чей-то вскрик:
– Ой!
– Досадно, досадно.
Хозяин приподнимает крохотную шторку рядом с моей головой, за которой скрывается глазок. Его рот сжимается. Он хватает свой тесак, отшвыривает меня в сторону, распахивает дверь и врывается в кухню.
– Гнида бордельная! – орет он.– Тебя предупреждали!
Краем глаза я вижу, как господин Сумо перекидывает помощников повара через разделочные столы.
– Тебя предупреждали! – кричит Хозяин.– Тебя предупреждали, что ожидает грязных сводников, которые носят сюда герпес и сифилис и оскверняют чистоту моего корабля!
Он метнул тесак. Нет смысла болтаться здесь и смотреть, кому какой нанесен урон,– я вылетаю за дверь, бегу вверх по ступенькам, перепрыгиваю через пластиковые мешки с мусором; разгоняя ворон, мчусь через задний двор, выбегаю в переулок и до половины восьмого все оглядываюсь, выписывая разнообразные зигзаги.
В семь сорок я вдруг понимаю, где нахожусь. Авеню Омэкайдо. Этот небоскреб из циркония – «Пан-оптикон». Прохожу еще немного по направлению к Синдзюку и выхожу на перекресток с улицей Кита. Кафе «Юпитер». Утро в разгаре. Смотрю, сколько у меня денег. Если пройтись пешком до Уэно, хватит на подводную лодку, чтобы доехать до Кита-Сэндзю, и на легкий завтрак. Такой легкий, что улетит, если чихнуть.
52 
