5

В тот самый час, когда Кристина в своей обители помешивала куриное жаркое в огромном котле, готовя трапезу для себя и для своих сестер, ее отец, герцог Жоффруа де Шарни, торопливо хромал по улицам Труа. Весеннее солнце придавало городу вид веселый и праздничный. Однако угрюмое выражение лица герцога не соответствовало настроению людей, радовавшихся тому, что небо наконец-то прояснилось после затяжного дождя, терзавшего город на протяжении последних дней. А вот у Жоффруа де Шарни действительно не было повода для веселья. Он возвращался с аудиенции у Анри де Пуатье, епископа города Труа, и тот не сообщил ему ничего хорошего. По крайней мере ничего, что герцог желал бы услышать. Жоффруа де Шарни надеялся получить от церковного иерарха разрешение на строительство церкви в деревеньке Лирей, располагавшейся неподалеку от города. Строго говоря, разрешение ему было дано, однако не в той форме, о которой он страстно мечтал. Герцог ходатайствовал не просто об одобрении его идеи, но и о денежном пособии в размере половины суммы, необходимой для постройки собора во славу Богоматери. Епископ же объявил, что, хотя он и приветствует подобную набожность, высшие власти не видят необходимости в таких расходах на деревню, в которой проживает едва-едва сотни душ, по большей части безденежных крестьян. Подобное вложение слишком велико в сравнении с будущей прибылью: подсчет возможных пожертвований и доходов от продажи индульгенций показывает, что церковь окупит затраты на строительство не раньше чем через полвека. Церквей, находящихся в Труа, вполне достаточно, чтобы принять в себя и жителей Лирея. Герцог приводил очень убедительные аргументы в пользу противоположного мнения, однако епископ завершил аудиенцию решительным «нет». Жоффруа де Шарни волочил свою хромоту по улице, стуча посохом по мостовой и проклиная епископа за то, что тот лишил его выгодной сделки. Герцог был всерьез убежден, что церковь в Лирее могла стать высшей степени прибыльным предприятием. Проталкиваясь между торговцами на площади, он вовсе не думал смиряться с поражением; герцог размышлял о том, как показать епископу всю грандиозную выгодность строительства церкви. На ходу он слышал зазывания продавцов реликвий, расхваливавших свои священные товары, наперебой предлагавших их прихожанам на выходе из церкви. На потертых полотнищах, среди прочих вещей, лежали шипы из мученического венца Христова, ковчежцы с волосами из бороды Иосифа, флакончики с молоком Богородицы, перья из крыльев архангела Гавриила, священная крайняя плоть Нашего Господа и столько щепок от креста, что хватило бы на постройку корабля. Такое зрелище было привычным. Герцог де Шарни подумал про себя, что если уж эти низкопробные мошенники, заполонившие площадь, к концу дня уходят с туго набитыми кошельками, то каким же выгодным предприятием может стать церковь, в которой выставлены подлинные святыни! В конце концов, он — коммерсант и не намерен допускать, чтобы какой-то церковник учил его, как вести торговлю. Неожиданно одно из полотнищ, висевшее на шесте в ближайшей палатке, затрепетало на ветру и облепило лицо герцога. Жоффруа де Шарни пришел в ярость; пытаясь сбросить с себя ткань, он чуть было в упал. Он уже собирался выплеснуть на торговца весь свой гнев и занес посох, как вдруг увидел, чем украшено полотно, и остановил свой порыв: на ткани было запечатлено изображение Иисуса Христа. Герцог был настолько поражен увиденным, что не сразу расслышал объяснения напуганного торговца:

— Это Священная Плащаница, в которую обернули тело Господа Нашего.

Герцог спросил, сколько она стоит, и мошенник назвал сумму, пропорциональную изумлению прохожего, ожидая, что дальше последуют торги. Однако Жоффруа де Шарни снял с пояса кошель и расплатился, не сказав ни слова. Лица продавца и покупателя, казалось, выражали одну и ту же мысль: «Несчастный дурень, не ведает, что творит». И все-таки время в конце концов рассудило в пользу герцога, который в тот день на площади подтвердил свое умение заключать выгодные сделки.

  9