22 
Вдруг Жожо почувствовал руку отца у себя на пояснице. Отец толкал его вперед. Не понимая, в чем дело, Жожо уперся ногами в землю.
— Ступай вперед, — шепнул отец и толкнул сильнее.
— Но зачем?
— Ступай вперед!
Жожо продолжал сопротивляться. Они уже несколько часов простояли среди деревьев, придя задолго до плакальщиков. И все это время никто не сказал ни единого слова громче, чем шепотом, и не сделал ни единого движения резче, чем требовалось, чтобы отогнать муху. Так зачем же было выходить на яркий свет из этого укрытия?
— Зачем? — повторил Жожо, обернувшись к матери в поисках поддержки. Но не тут-то было! Мать оказалась заодно с отцом.
— Ну иди, Жожо!
— Меня увидят!
— Вот именно, — сказал отец.
— Жожо, делай, что тебе говорят!
— Меня увидят!
— Да. Мы хотим, чтобы тебя увидел дон Пепе!
— Дон Пепе? — Жожо в страхе посмотрел на склеп. Гроб с телом дона Пепе в последний раз сверкнул на солнце, прежде чем исчезнуть за дверью склепа. — Но он же умер!
— Умер? — недоверчиво произнес отец Жожо и толкнул его в последний раз. Толчок был настолько сильным, что Жожо не удержался и шагнул вперед, выйдя из спасительных зарослей бамбука.
Он был виден как на ладони и остро почувствовал собственное одиночество. Над ним расстилалось широкое безоблачное небо. Сухая трава хрустела под босыми ногами, а солнце жгло шею.
Родители Жожо оказались правы. Когда двери склепа начали закрываться, а плакальщики расступились, голова дона Пепе наклонилась в его сторону. Он составлял одно целое со своей асьендой, и его было видно с любого расстояния. Его всегда можно было узнать по гордой осанке и широкому шагу, а теперь — по длинным черным волосам. И хотя Жожо не мог видеть глаз дона Пепе, ему было достаточно и этого легкого движения головы. Он знал, что метис смотрит прямо на него.
Через несколько мгновений из тени вышли и все остальные, но они упустили свой шанс. Жожо был первым. Один только он был замечен, и его запомнили.
5
Волосы, сначала черные, потом седые, опять черные и снова седые. Толстяк, его руки, а потом и жизнь, отнятые владельцем плантации Кастилья с бровями белыми, как морские чайки. Руки отрубил молодой человек с красным туманом в голове. Пандинг, неподвижно стоявший на пороге своего дома, настолько немощный, что не в состоянии даже сам себя обслужить, сошел в могилу, когда Жожо было лет пять-шесть.
Доны Пепе были всегда, а вот метис появился лишь однажды. Последний из донов Пепе, возможно, никогда не видел свою мать. Он так и не женился, потому что чувствовал, что этого делать нельзя. Может быть, он рассуждал так: старинная кровь не выдержит еще одного разведения. Его отчаянная попытка вернуться на землю предков была предпринята тогда, когда он был уже слишком стар и время ушло.
«Здесь, — проронил бы он с заднего сиденья „мерседеса“, — одни только…»
Да, здесь одни только филиппинцы.
— У метиса не было сына.
Жожо повторил эти слова несколько раз. Единственный человек, который мог его услышать, был глух или мертв, но слова все равно стоили того, чтобы их произнести; Жожо почувствовал, как они вибрируют в гортани и слетают с языка.
— Он мертв…
Тем временем Терой снова перезарядил пистолеты. Он тоже что-то говорил. Возможно, проклятия и угрозы в адрес моряка, убившего его хозяина, и что он с ним сделает, если тот, к несчастью, вдруг окажется жив.
— Паре, — сказал Жожо, когда пистолет снова очутился у него в руке. — Мы должны оставить моряка в покое… Я думаю, мы могли бы… просто…
Терой выбил ногой изрешеченную пулями дверь номера мистера Шона.
— …уйти.
Жожо остался один в коридоре, глядя на дым и пыль, в которых растворился его напарник.
В свою очередь метис смотрел на Жожо, и его глаза вовсе не были такими безжизненными, как думали его шофер и телохранитель. Он не мог двигаться и почти не мог думать, но понимал, что с ним случилось за эти несколько минут. И хотя у него все плыло перед глазами, он еще мог видеть.
Он видел, что Жожо не решается последовать за Тереем.
Смутно сознавая, что означает эта нерешительность, метис почувствовал, как в нем поднимается ярость. Его возмущение стремилось вырваться наружу, но было не в силах прорваться сквозь кровь, которая пузырилась у него на губах, и поэтому так и осталось невысказанным.
22 
