очень нудно 
111 
— Понятно, — проговорил Раст. — И это от всех вас? Что ж, вы не оставляете мне иного выбора. Прощайте.
Его попытке выйти помешали другие офицеры, менее чувствительные к драматизму ситуации. Дверь захлопнулась за ними, но лишь после того, как последний человек на мгновение повернулся и сделал жест рукой. Этого можно было и не заметить, если бы вы не смотрели на него — а Полли смотрела.
— Кажется, прошло удачно, — Блуз повернулся к ним.
— Надеюсь, мы не попадем в неприятности из-за этого, — вздохнула Шафти.
— По сравнению с чем? — спросила Тонк.
— Последний человек показал большой палец и подмигнул, — произнесла Полли. — Вы его заметили? На нем даже не было офицерской униформы.
— Может, хотел пригласить на свидание, — предположила Тонк.
— В Анк-Морпорке это значит «отлично», — сказал Блуз. — А в Клатче, кажется, «надеюсь, что твой осел взорвется». Я приметил его. По мне, он похож на сержанта стражи.
— Но никаких нашивок не было, — покачала головой Полли. — И зачем ему говорить нам «отлично»?
— Или до такой степени ненавидеть нашего осла? — добавила Шафти. — Как Уоззи?
— Спит, — ответила Игорина. — Я думаю.
— То есть?
— Ну, я не думаю, что она умерла.
— Ты не думаешь? — переспросила Полли.
— Да, — ответила Игорина. — Именно так. Надо бы согреть ее.
— Кажется, ты говорила, что она горит?
— Да. Но теперь она замерзает.
Лейтенант Блуз подскочил к двери, взял за ручку и, ко всеобщему удивлению, распахнул настежь. Четыре меча нацелились на него.
— У нас здесь больной человек! — выкрикнул он в лицо остолбеневшим стражникам. — Нам нужны одеяла и дрова! Сей же час! — И он захлопнул дверь. — Может сработать, — заключил он.
— На этой двери нет замка, — заметила Тонк. — Это может быть полезно, Полли.
Полли вздохнула.
— Сейчас я хочу чего-нибудь поесть. Это же кухня. Здесь должна быть еда.
— Это кухня, — повторила Тонк. — Здесь могут быть ножи!
Всегда горько понимать, что враг так же умен, как и ты. Здесь был колодец, но нагроможденные сверху плиты не позволяли пройти ничему, крупнее ведра. И кто-то, совсем не разбирающийся в истории приключений убрал из комнаты все, у чего могли быть острые края, и, по какой-то непонятной причине, все, что можно было бы есть.
— Только если мы не захотим перекусить свечами, — произнесла Шафти, вытаскивая связку из скрипнувшего шкафа. — Хотя они ведь из жира. Могу поспорить, старик Скаллот сделал бы с них поскребень.
Полли проверила камин, от которого пахло так, будто в нем очень давно не разжигали огонь. Он был широким и большим, но где-то в шести футах от пола висела решетка, вся в саже и паутине.
В кладовке нашли еще пару мешков старой, сухой и пыльной муки. От нее разило. Была еще какая-то штука с воронкой, рукоятью и какими-то непонятными винтами.[19] Еще они нашли пару скалок, сито для лука, половники… и вилки. Множество вилочек для тостов. Полли чувствовала себя обманутой. Конечно, глупо было предполагать, что кто-то, держащий пленников в наспех приготовленной камере, оставит все необходимое для побега, но, тем не менее, ей казалось, что был нарушен некий закон вселенной. Ничего лучше обычной дубинки не было. Вилочками для тостов можно уколоть, ситом можно ударить, а скалки вообще являются традиционным женским оружием, но этой штукой с воронкой, рукоятью и непонятными винтами можно было лишь озадачивать людей.
Дверь открылась. Внутрь вошли стражники, охранявшие двух женщин, что несли одеяла и дрова. Они с потупленным взором скользнули внутрь, сложили свою ношу и практически выбежали наружу. Полли подошла к одному из охранников, который, по-видимому, был главным. Он отпрянул. На ремне зазвенел огромный ключ.
— Стучаться надо, ясно? — сказала она.
Солдат нервно усмехнулся.
— Да, конечно, — ответил он. — Нам велено не разговаривать с вами…
— Вот как?
Тюремщик оглянулся назад.
— Но мы считаем, вы отлично держитесь, для девчонок, — заговорщически произнес он.
— Значит, вы не будете стрелять, если мы сбежим? — мило улыбнулась Полли.
Ухмылка пропала.
— Даже не пытайтесь, — ответил он.
— Сколько же у вас тут ключей, сэр, — произнесла Тонк, и рука солдата застыла у ремня.
— Вы должны оставаться здесь, — проговорил он. — Все и без того уже плохо. Вы остаетесь здесь!
111 
