80 
Это было чудо, что икона вернулась и что принесла ее Пэтти. Ему казалось, будто икона сама решила, как все выйдет. Она совершила таинственное путешествие, а теперь вернулась назад к нему. Ни он, ни Пэтти не имели ни малейшего представления, как она здесь оказалась. Пэтти просто нашла ее лежащей на столе в холле и прибежала отдать ему. В действительности Юджин и не хотел знать ничего больше. Это было счастливое предзнаменование.
Знаменательное появление Пэтти с иконой завершило собой круг его удач. Пэтти заставила его поверить в счастье. Юджин хорошо знал, как опасна бывает такая вера, и это было непривычно. Но он также знал, что милосердие счастья нисходит на тех, кто верит в него. Он был равнодушен к нему почти всю свою жизнь, не считал его возможным для себя. Ему казалось, что он использовал весь отпущенный ему жизнью запас счастья в детстве до шести лет. Теперь же он хотел счастливого будущего. И он видел, что Пэтти тоже хочет этого, и подозревал, что такое желание пришло к ней впервые. Вызвать у другого человека желание счастья — огромная ответственность. Юджин относился к этому со всей серьезностью, но с легким сердцем. Он все больше ощущал уверенность, что они с Пэтти поженятся.
Не то чтобы Пэтти ответила что-то определенное, она, скорее, пришла в замешательство и попросила его подождать и не беспокоить ее. Она сказала: «Я не могу ответить да», но ее темные чуть красноватые глаза, говорили: «Да, да, да», и она не в состоянии была устоять и не прикоснуться к нему, чтобы снять ту боль, которую могли причинить ее слова. Юджин верил ее глазам и ее рукам. Он и она были охвачены всепоглощающей тайной любви. Пока ничего определенного не было сказано, однако Юджин с каждым днем все более и более ощущал приближение Пэтти. Как медленно опускаемый груз, он чувствовал ее постоянно растущее доверие к нему. С каждым днем она открывалась все больше навстречу его любви.
Иногда ему казалось, что она чем-то обеспокоена и расстроена, он пытался помочь ей раскрыться, но она всегда замолкала. Юджин стал размышлять о Пэтти. Она сказала, что у нее нет истории, но разве такое возможно? Пытаясь вообразить себе худшее, он предположил, что она могла иметь незаконного ребенка, когда была очень молода. Или она просто не могла преодолеть сомнение — не испытывает ли он отвращение к цвету ее кожи. Каков бы ни был этот барьер, он жаждал узнать его, для того чтобы отмести силой своей любви. Между тем эта удрученность Пэтти делала ее еще более привлекательной в его глазах. Он лелеял ее робость, ее сомнения. Не то чтобы он был уверен в ее невинности, он видел ее невинность. Она была невинной, неоткрытой Америкой, прекрасным темным континентом.
Жизнерадостность, с которой он ожидал ее решение, помогала ему вести себя с ней со спокойной, исполненной любви добротой. Любовь сделала из него художника. Он покупал маленькие подарки, придумывал угощения. Уже много лет он не делал никого счастливым. Слишком долго он жил эгоистично и тешил себя мыслью, что эта тусклая простота — его заслуга. Лео был прав, ему следовало бороться за место в английском обществе. Он же считал себя человеком не от мира сего, и его сносило течением в бессмысленную изоляцию. Но если он попытается, то сможет наконец делать обычные вещи — он и Пэтти вместе.
Его счастье передавалось и ей, хотя она иногда, казалось, готова была нерешительно оттолкнуть его, но не могла полностью избежать его влияния. Теперь она часто пела и вела себя с ним непринужденно. С тактом, который он и в дальнейшем надеялся сохранить, он все еще подавлял в себе неистовые желания, которые часто ощущал. Ему бы хотелось схватить Пэтти, шлепнуть ее и посадить к себе на колени. Их физические контакты оставались как у влюбленных детей. Только изредка он позволял себе поцеловать ее по-настоящему или по-медвежьи крепко сжать в объятиях от восторга и радости.
Если годы отшельничества что-то и дали ему — это было особое свойство любви, которое он не решался назвать чистотой. Скорее, это похоже на новизну. Он ощущал себя мальчиком, влюбленным в первый раз. Юджин никогда по-настоящему не любил бедную Таню. Все его влюбленности остались в детстве, и до сегодняшнего дня ему казалось, что он больше не способен любить.
— Прошлой ночью мне приснилась моя английская гувернантка. Ее звали мисс Элисон.
— Ты любил ее?
— О да, я всех любил, как обычно делают дети.
— Некоторые из них.
80 
