И когда несколько часов спустя Сальвидиен вернулся, комнату уже освободили от мебели, а Гай Меценат сидел за простым складным столом, и его широкая задница покоилась на складном стуле.
Он протянул руку с ухоженными ногтями.
— Мои извинения, дорогой Квинт Сальвидиен. Если двоим суждено делить много месяцев один кров, то им лучше ладить друг с другом. Я люблю удобства, но я не дурак. Если я буду мешать тебе, скажи мне. Я буду поступать так же.
— Я принимаю твои извинения, — сказал Сальвидиен, который тоже понимал некоторые вещи в людском поведении. — Октавий приходил сюда?
— Кто он? — спросил Меценат.
— Племянник Цезаря. Он тебе приказал?
— О нет, — сказал Меценат. — Это не его стиль.
Тот факт, что Цезарь не прибыл в Аполлонию к концу марта, все объяснили экваториальными штормами. Все сошлись на том, что он застрял в Брундизии.
В апрельские календы Вентидий послал за Гаем Октавием.
— Это привез тебе специальный курьер, — сказал он осуждающе.
В перечне приоритетов Вентидия простым кадетам не полагалось получать почту таким образом.
Октавий взял свиток с печатью Филиппа, и в нем ворохнулось тревожное чувство, не имевшее отношения ни к его матери, ни к сестре. С побелевшим лицом он без разрешения опустился в кресло, стоящее возле стола, и так беспомощно посмотрел на «погонщика мулов», что Вентидий решил промолчать.
— Извини, ноги что-то не держат, — сказал Октавий, облизывая пересохшие губы. — Можно, я распечатаю его здесь?
— Валяй. Наверное, там ничего серьезного, — угрюмо сказал Вентидий.
— Нет, это плохие вести о Цезаре.
Октавий сломал печать, развернул один лист и с трудом вгляделся в него. Закончив читать, он, не поднимая головы, бросил бумагу на стол.
— Цезарь мертв, его убили.
«Он знал это, еще не открыв письма», — подумал Вентидий, хватая бумагу. Шевеля губами и не веря глазам, он прочитал письмо и, оцепенев от ужаса, уставился на Октавия.
— Но почему именно тебе присылают такое важное сообщение? И как ты узнал, о чем пойдет речь? Ты ясновидящий?
— Раньше такого никогда не было, Публий Вентидий. Я сам не понимаю, как я узнал.
— О Юпитер! Что теперь с нами будет? И почему эту весть не доставили мне или Рабирию Постуму?
На его глазах появились слезы. Он закрыл лицо руками, заплакал.
Октавий поднялся. В его дыхании вдруг появился присвист.
— Я должен возвратиться в Италию. Мой отчим ждет меня в Брундизии. Мне очень неловко, что первым об этом известили меня, но, может быть, официальные извещения еще не рассылались. Или задержались в дороге.
— Цезарь мертв! — глухо произнес Вентидий. — Цезарь мертв! Мир рухнул.
Октавий вышел из здания и пошел к причалу. Идти было недалеко, но шел он с трудом. Такого с ним уже много месяцев не случалось. «Успокойся, Октавий, астма сейчас тебе не нужна! Цезарь мертв, и мир рушится. Я должен знать все и как можно скорее, я не могу слечь здесь, в Аполлонии».
— Сегодня я уезжаю в Брундизий, — спустя час сказал он Агриппе, Сальвидиену и Меценату. — Цезаря убили. Кто хочет ехать со мной, может ехать. Я нанял достаточно большую лодку. Поход в Сирию отменяется.
— Я поеду с тобой, — сразу сказал Агриппа и, кликнув слугу, ушел паковать свой единственный дорожный сундук.
— Мы с Меценатом не можем сейчас уехать, — сказал Сальвидиен. — У нас будет работа, если армию решат распустить. Может быть, мы встретимся в Риме.
Сальвидиен и Меценат смотрели на Октавия, словно на незнакомого человека. Вокруг рта синева, в груди свист, но сам он был абсолютно спокоен.
— У меня нет времени повидаться с Эпидием и другими моими учителями, — сказал он, протягивая толстый кошелек. — Вот, Меценат, передай это Эпидию и скажи ему, чтобы он всех и все привез в Рим.
— Приближается шторм, — с тревогой сказал Меценат.
— Штормы никогда не останавливали Цезаря. Почему они должны остановить меня?
— Ты нездоров, — смело заметил Меценат, — вот почему.
— На море или в Аполлонии — все равно я буду нездоров, но болезнь не остановила бы Цезаря, и она не остановит меня.
Он ушел проверить, как пакуют его сундук, оставив Сальвидиена и Мецената в недоумении смотреть друг на друга.
— Он слишком спокоен, — сказал Меценат.
— Может быть, — задумчиво заметил Сальвидиен, — в нем больше от его дяди, чем кажется на первый взгляд.