ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>




  378  

У Галла не было приказа сопровождать кувшин. Он передал его капитану и вернулся к Октавиану. Но кто-то из моряков прознал, какой груз повезут, ибо кувшин привлек пристальное внимание экипажа. Целый корабль, нанятый за большие деньги, только для того, чтобы переправить в Италию какую-то керамическую посудину? Немыслимо! Невероятно! Тут пошел шепоток, и он был услышан: внутри голова Марка Юния Брута, убийцы божественного Юлия! О морские лары, защитите нас! Какой дьявольский груз!

В открытом море торговое судно захватил шторм, каких команда еще не знавала. Голова! Это все голова! Когда прочный корпус получил большую пробоину, люди совершенно уверились, что мертвая голова решила убить и их. Гребцы и матросы отняли кувшин у капитана и выбросили его за борт. Как только груз исчез в волнах, шторм прекратился.

А кувшин с головой Марка Юния Брута уходил в глубину, как тяжелый камень, — все глубже и глубже, чтобы залечь навсегда на илистом дне Адриатического моря где-то между Диррахием и Анконой.

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

Повесть об уходе последнего великого республиканца Гая Юлия Цезаря «Падение титана, или Октябрьский конь» является последней из серии книг о республиканском Риме.

Октавий (Октавиан) Август скорее принадлежит к империи, чем к Республике, так что, рассмотрев его детство и первые шаги на мировой событийной арене, я нахожу уместным остановиться, прекратить доставлявшие мне огромное удовольствие попытки вдохнуть жизнь в историю, не искажая ее больше, чем это делает неизбежным ограниченность моих знаний.

При условии, что писатель придерживается исторических событий и подавляет искушение привить свое собственное, современное мировоззрение, свою этику, мораль и свои идеалы людям, жившим в рассматриваемый период, роман — это отличный способ исследовать другое время. Он разрешает писателю залезть в умы персонажей и идти по лабиринту их мыслей и эмоций. Роскошь, непозволительная для профессиональных историков, но она дает возможность достаточно связно изложить факты, которые иначе непонятны, таинственны и нелогичны. На протяжении этих шести книг я брала внешнее обрамление жизни некоторых очень известных исторических личностей и пыталась на этой основе создать правдоподобных, живых людей, с очень сложной внутренней организацией, в которой, исходя из здравого смысла, им не вправе никто отказать.

Я занялась тем периодом по трем причинам. Во-первых, другие писатели обычно не доводят повествование до конца, до смерти героя. Во-вторых, связь тех времен с современной западной цивилизацией состоит в том, что многое в наших собственных системах юстиции, управления и коммерции заимствовано у Римской республики. И последнее, но не менее важное. Редко бывает так, чтобы в один исторический период на исторической сцене выступало так много чрезвычайно одаренных людей, находящихся в непосредственном знакомстве друг с другом. Марий, Сулла, Помпей Великий — все были известны Цезарю и все так или иначе оказали влияние на формирование его жизненных устремлений, подобно другим знаменитым историческим деятелям, таким как Катон Утический и Цицерон. Но к концу этой книги все они уходят, включая Цезаря. Что достается от них Риму в наследство — это внучатый племянник Цезаря, Гай Октавий, который станет императором Цезарем, а потом Августом. Если я не остановлюсь сейчас, я не остановлюсь никогда!


А теперь о деталях.

Призрак Уильяма Шекспира всегда будет довлеть над нашим представлением о Бруте, Кассии, Марке Антонии и об убийстве Цезаря. Принеся извинения Барду, я решила довериться более древним источникам, которые свидетельствуют, что Цезарь, умирая, ничего не говорил и что у Марка Антония не было шанса произнести пламенную надгробную речь — толпа не дала ему сделать это.

Читателя могут заинтриговать некоторые менее известные вещи этого, вообще-то лучше всех прочих изученного, периода. Например, марш Катона по суше в провинцию Африка и судьба головы Брута. Другие, такие как сражение при Филиппах, до того запутанны, что в них трудно разобраться. Два наиболее авторитетных древних источника — Плутарх и Светоний — нуждаются в дополнениях десятков и десятков других, включая Аппиана, Кассия Диона и Цицерона (письма, речи, записки).


В одном я позволила себе вольность по отношению к историческим утверждениям. Это касается предполагаемой трусости Октавиана во время кампании, закончившейся сражениями при Филиппах. Чем больше я углублялась в изучение ранних лет его карьеры, тем менее правдоподобной казалась мне эта трусость. Множество других аспектов его поведения на этой стадии указывают, что в отсутствии смелости его упрекнуть нельзя. Он обладал поразительной стойкостью и энергично, с апломбом Суллы или Цезаря, предпринял два марша на Рим, и это в свои неполные двадцать. Между прочим, я вовсе не одинока во мнении, что парень украл военные деньги Цезаря.

  378