373 
Очень медленно, почти неприметно солдаты Цезаря, служившие теперь у Брута, стали пятиться, а давление на них все усиливалось — до тех пор, пока в их рядах не образовался разрыв. Но и в этом случае паники не было, никто не пытался удрать. Просто задние ряды поняли, что передние маневрируют, и повторили маневр.
За час битвы общее напряжение возросло неимоверно. Внезапно левый фланг армии Брута запаниковал. Миг — и солдаты освободителей побежали. Легионеры Октавиана бежали за ними на расстоянии, равном длине их мечей, игнорируя камни и дротики, дождем сыпавшиеся с вражеских бастионов. В этой суматохе легион Агриппы сделал рывок к Эгнациевой дороге, потом бросился к главным воротам фортификаций противника и перекрыл спасающимся доступ в их лагерь. Те, рассеявшись, кинулись к соленым болотам и к ущельям в горной гряде.
Второе сражение при Филиппах длилось немногим дольше Фарсала, но с очень большими потерями. Половина армии освободителей погибла, а о второй никто никогда больше не слышал на территориях вокруг Нашего моря. Позднее пойдут слухи, что многие выжившие поступили на службу к парфянскому царю. Но не для того, чтобы разделить судьбу десяти тысяч римских легионеров, захваченных после битвы у Карр, которые теперь охраняют границы Согдианы от степных орд массагетов. Нет, сын Лабиена, Квинт Лабиен, ставший доверенным приближенным царя Орода, якобы обласкал их и предложил помочь ему обучать парфянскую армию римскому способу ведения войн.
Брут и его личная свита наблюдали за ходом битвы с вершины своей горы. Сегодня все было хорошо видно, ибо почву устлали многочисленные тела убитых и придавили всю пыль. Когда стало ясно, что бой проигран, трибуны четырех старших легионов пришли к нему и спросили, что им делать.
— Спасайте свои жизни, — сказал Брут. — Попытайтесь пробиться к флоту в Неаполе или добраться до Фасоса.
— Мы должны сопровождать тебя, Марк Брут.
— Нет, я предпочитаю идти один. А теперь уходите, пожалуйста, уходите.
С ним остались Статилл, Стратон из Эпира и Публий Волумний, а также три его самых любимых вольноотпущенника, секретари Луцилий и Клеит и щитоносец Дардан. И еще кое-кто. Всего, включая рабов, человек двадцать.
— Все кончено, — сказал он, глядя, как люди четвертого легиона Агриппы карабкаются на стены. — Нам лучше поторопиться. У нас все упаковано, Луцилий?
— Да, Марк Брут. Могу я просить тебя об одолжении?
— Проси, чего хочешь.
— Дай мне твои доспехи и алый плащ. Мы с тобой одного роста, меня можно принять за тебя. Если я подъеду к их линиям и скажу, что я — Марк Юний Брут, это задержит преследователей, — сказал Луцилий.
Брут чуть подумал и кивнул.
— Хорошо, но на одном условии: ты сдашься Марку Антонию. Ни в коем случае не давай им отправить тебя к Октавиану. Антоний грубый мужлан, но у него есть чувство чести. Он ничего тебе не сделает, когда узнает, что его обманули. А вот Октавиан, я думаю, прикажет убить тебя на месте.
Они обменялись одеждой. Луцилий сел на общественного коня Брута и поехал вниз по склону к главным воротам, а Брут и его сопровождающие отправились к задним. Уже темнело. Люди Агриппы продолжали ломать стены. Поэтому никто не заметил, как они ушли и проскользнули в ближайшее ущелье, которое вывело их к другому ущелью, потом еще к одному и так далее, пока беглецы не выбрались на Эгнациеву дорогу — восточнее от ее слияния с дорогой в Неаполь, которую Антоний захватил несколько дней назад, после первого сражения при Филиппах.
Быстро сгущавшаяся темнота застигла их у Корпильского перевала. Там Брут решил сойти с дороги и подняться по густо заросшему лесом склону на выступ, нависающий над ущельем.
— Антоний, конечно, пустит кавалерию на поиск беженцев, — объяснил он. — Если мы тут, наверху, заночуем, то утром сможем увидеть, как нам лучше двигаться дальше.
— Поставив кого-нибудь в караул, мы можем разжечь огонь, — сказал дрожащий от холода Волумний. — Облачность сейчас низкая, наш костер издали не увидят, а как только часовой заметит приближающиеся огни факелов, мы погасим его.
— Небо может и проясниться, — заметил мрачно Статилл.
Ветви сухостоя занялись быстро, но вскоре все поняли, что их мучает жажда. Никто не подумал взять с собой воду.
— Здесь недалеко должна протекать река Гарпас, — вставая, сказал Раскуполид. — Я возьму двух лошадей и привезу воду, если мы опорожним эти кувшины, пересыпав зерно в мешки.
373 
