372 
На следующий день после ид Луций Тиллий Кимбр ворвался к нему без предупреждения и рывком сдернул изумленного Брута со стула.
— Хочешь ты или нет, Брут, ты будешь драться! — рявкнул Кимбр. Он был вне себя.
— Нет, это будет конец всему! Пусть все идет, как идет, ведь они голодают! — захныкал Брут.
— Отдай приказ готовиться к бою, Брут, иначе я смещу тебя с поста командующего и отдам приказ сам. Не думай, что я один так считаю. Меня поддерживают все освободители, все другие легаты, все трибуны, все центурионы и все солдаты. Решай, Брут, останешься ты командиром или передашь свои полномочия мне?
— Ладно, — тупо согласился Брут. — Отдай от моего имени приказ готовиться к бою. Но вспомни, когда все закончится и нас побьют, что я этого не хотел.
На рассвете армия освободителей вышла из лагеря Брута и выстроилась на своей стороне реки. Взволнованный, мятущийся Брут велел своим центурионам и трибунам неустанно следить, чтобы их люди не отрывались чересчур далеко от своего лагеря и всегда проверяли, чисты ли пути отхода у них за спиной. Трибуны и центурионы удивленно смотрели на своего командира, потом отворачивались, не обращая больше внимания на его слова. Что он делает, что пытается им внушить? Что сражение проиграно, не начавшись?
Не найдя у них понимания, Брут отправился к рядовым. Пока Антоний с Октавианом ходили по своим линиям, пожимая руки солдатам, улыбаясь, обмениваясь с ними шутками и уверяя, что Марс Непобедимый и божественный Юлий на их стороне, он сел на коня и поехал вдоль своего строя, упрекая солдат в неразумии. «Зачем вам этот бой? Если вас сегодня побьют, вы сами будете виноваты. Вы настояли на этом сражении, а не я, вы заставили меня вывести вас из ворот, несмотря на все мои возражения». Лицо скорбное, на глазах слезы, плечи опущены. К тому времени, когда он закончил объезд, многие ветераны уже удивлялись, каким ветром их вообще занесло в армию этого нытика и пораженца.
Им выдался шанс хорошо поразмыслить над этим, ибо время шло, а горн не трубил. Близился полдень, а они все стояли, опираясь на свои щиты и на копья, мысленно благодаря позднюю осень за небо, покрытое облаками, и за отсутствие зноя. В полдень нестроевые обеих армий принесли всем еду. Солдаты поели и вновь оперлись на щиты и на копья. Смех, да и только, спектакль! Плавт бы не выдумал фарса нелепей!
— Дай сражение или сними с себя генеральский плащ, — сказал Кимбр в два часа дня.
— Еще час, Кимбр, только один час. Тогда будет самое время. Потому что скоро начнет темнеть, а в двухчасовом сражении много людей не погибнет и оно не станет решающим, — сказал Брут, убежденный, что ему в голову пришло еще одно из тех озарений, какими он поражал даже Кассия.
Кимбр в изумлении смотрел на него.
— А как же Фарсал? Брут, ты же был там! Им хватило и часа.
— Да, но потерь было мало. Через час я дам сигнал к атаке, но не раньше, — упрямо сказал Брут.
В три часа прозвучал сигнал. Армия триумвиров издала боевой клич и атаковала. Армия освободителей радостно вскрикнула и бросилась в наступление. Опять дралась лишь пехота. Кавалерия по краям поля почти бездействовала, кружа на месте.
Две огромные армии сошлись в яростной схватке. Не было предварительных манипуляций с копьями или стрелами, люди жаждали наброситься друг на друга, чтобы вонзить короткий меч или кинжал в тело врага. С первой минуты началась жесткая рукопашная, ибо слишком долгое ожидание истомило солдат, а теперь наконец они обрели чувство свободы. Резня была страшная, не пятилась ни одна сторона. Когда передние бойцы падали, вперед выдвигались стоявшие сзади, а потом мертвыми или тяжело раненными падали и они. Всюду щиты, голоса, хриплая ругань, лязг мечей. Выпад — удар. Выпад — удар.
Пять лучших легионов Октавиана бились на своем правом фланге с левофланговыми ветеранами Брута. Агриппа со своим четвертым — ближе к Эгнациевой дороге. Поскольку именно их сотоварищи в прошлом бою не сумели защитить лагерь триумвиров от разграбления, у этих пяти легионов имелся к противнику особенный счет. Прошел почти час, но он никому не принес перевеса. Затем пять легионов Октавиана уперлись, насели всей массой, и грубая сила дала результат. Левое крыло Брута дрогнуло, надломилось.
— О! — восхищенно крикнул Гелену Октавиан. — Такое впечатление, что там пущен в ход какой-то огромный рычаг! Толкай, Агриппа, толкай! Выворачивай с корнем!
372 
