Перед рассветом он собрал всех своих легатов, трибунов и старших центурионов на совещание.
— Марк Цицерон, — обратился он к сыну Цицерона, — тебе поручается переговорить с моими центурионами и присоединить солдат Кассия к моим легионам, даже если это их переполнит. Легионы, не понесшие ощутимых потерь, следует сохранить в том же составе.
Молодой Цицерон кивнул. По прихоти случая он был сыном старшего Цицерона, хотя по справедливости ему надлежало бы быть сыном Квинта, а молодому Квинту — сыном старшего Цицерона. Квинт-младший — умен, начитан и устремлен к идеалам. А Марк-младший — прирожденный солдат без интеллектуальных вывертов и иных отклонений. Поручение, данное Брутом, было вполне по нему.
Но, успокоив людей Кассия, Брут почувствовал, что странная сила его покидает, уступая место прежнему унынию.
— Понадобится несколько дней, прежде чем мы сможем снова дать бой, — сказал Кимбр.
— Дать бой? — тупо переспросил Брут. — О нет, Луций Кимбр, мы больше не будем сражаться.
— Но мы должны! — воскликнул Луций Бибул, аристократ и болван.
Трибуны и центурионы с кислым видом переглянулись. Яснее ясного — всем хотелось драться.
— Мы будем сидеть здесь, — сказал Брут, выпрямляясь со всем достоинством, на какое был только способен. — Мы не будем… повторяю, мы не позволим навязать нам сражение!
На рассвете войско Антония было построено в боевой порядок. Возмущенный Кимбр тоже собрал армию освободителей, чтобы послать их в атаку. Бой, казалось, был неминуем, но Антоний отвел свои легионы. Его люди устали, его лагерь нуждался в восстановлении. Он только хотел показать Бруту, что не собирается уходить.
Через день Брут объявил общий сбор всей пехоты и обратился к ней с короткой речью, в результате которой его люди почувствовали себя обманутыми. Брут говорил, что вообще не намерен драться. Ни сейчас, ни в будущем, никогда. В этом нет необходимости, а потом, первая обязанность командира — сохранить драгоценные жизни солдат. Марк Антоний откусил больше, чем может прожевать, потому что жевать он будет воздух. Нигде нет ни зерна, ни животных — ни в Греции, ни в Македонии, ни в Западной Фракии. Поэтому его ждет голод. Флот освободителей контролирует море, провизию Антонию с Октавианом ниоткуда не подвезут!
— Расслабьтесь и успокойтесь, у нас еды много. Хватит до следующего урожая, если понадобится, — в заключение сказал он. — Однако задолго до того Марк Антоний и Цезарь Октавиан умрут с голоду.
— Это очень плохо, Брут, — сквозь зубы процедил Кимбр. — Люди хотят драться! Они не хотят спокойно сидеть и пировать, пока враг голодает. Они хотят драться! Они солдаты, а не завсегдатаи Форума!
В ответ Брут заплатил всем командирам и солдатам наличными по пять тысяч сестерциев в благодарность за их храбрость и верность. Но армия восприняла это как взятку и потеряла последнее уважение, которое испытывала к Марку Бруту.
Он пытался подсластить дар, обещая прибыльную короткую кампанию в Греции и Македонии, после того как триумвиры разбегутся в поисках соломы, насекомых, семян. Подумайте о спартанском Лакедемоне, о македонской Фессалонике! Два богатейших города будут отданы вам.
— Армия не хочет грабить города, она хочет сражаться! — в ярости крикнул Квинт Лигарий. — Здесь и сейчас!
Но кто бы что ни говорил ему, Брут стоял на своем. Никаких сражений не будет.
К началу ноября положение армии триумвиров сделалось совсем бедственным. Антоний послал фуражные отряды в Фессалию и в долину македонской реки Аксий, значительно выше Фессалоники. Но отряды вернулись ни с чем. Только вылазка в земли бессов, к реке Стримон, дала зерно и бобы, и то лишь потому, что Раскус, запамятовавший о козьей тропе у Сарпейского перевала, чувствовал себя виноватым и предложил показать, куда надо идти. Вмешательство Раскуса не улучшило отношений между двумя триумвирами, ибо фракийский царевич отказался иметь дело с Антонием. Только с Цезарем! Причина простая: Октавиан обращался с ним почтительно, Антоний — нет. Легионеры Октавиана вернулись с провизией, однако ее могло хватить лишь на месяц, не дольше.
— Пора нам поговорить, Октавиан, — сказал чуть позже Антоний.
— Тогда садись, — предложил Октавиан. — О чем будем говорить?
— О стратегии. Ты никчемный командир, ты мальчишка, но политическими способностями одарен весьма щедро, а нам, может быть, сейчас как раз нужен именно политический подход к делу. У тебя есть какие-нибудь соображения?