366 
— Почему они так суетятся? — спросил Брут у Кассия, показывая рукой в сторону лагеря триумвиров, пока они стояли на горе Кассия.
— Потому что они готовятся к генеральному сражению.
— О! — чуть не задохнулся Брут.
— Они его не дождутся, — уверил его Кассий.
— И поэтому ты протянул свою стену в глубь топей?
— Да, Брут.
— Интересно, что думают обо всем этом в Филиппах, когда смотрят на нас?
Кассий удивился.
— А разве имеет значение, что думают в Филиппах?
— Да нет, — вздохнул Брут. — Просто мне интересно.
Шел октябрь, чреватый лишь мелкими стычками между отрядами, занимавшимися фуражом. Каждый день триумвиры выходили из своего лагеря и стояли, ожидая сражения, и каждый день освободители игнорировали их.
Кассию казалось, что ежедневное бряцание оружием — единственное занятие триумвиров, но это было не так. Антоний решил обойти Кассия с болот и впряг в работу более трети армии. Нестроевых солдат с обозниками одели в доспехи и заставили изображать размахивающих оружием легионеров. А в это время подлинные легионеры неустанно трудились с большой охотой. Для них работа была сигналом, что сражение близится, а любой настоящий солдат всегда рвется в бой. Они пребывали в приподнятом настроении, так как знали, что генерал у них хороший. Большинство его солдат после боя остаются в живых. Но великий Марк Антоний — это одно, а с ними был еще Цезарь, божественный сын, являвшийся их искупительной жертвой и самым любимым командиром из всех.
Антоний стал гатить болото вдоль длинного фланга Кассия, планируя обойти его сзади и заблокировать дорогу в Неаполь, а после атаковать. Все десять дней, пока длились работы, он делал вид, что вызывает противника на сражение, собирая своих людей, строя их в боевые колонны, а затем бесконечно перестраивая порядки. Но треть его армии в это время усердно форсировала болота, прячась от Кассия за стеной тростника. Дорога у них получалась твердая, крепкая, а через совсем уж непроходимые бездонные топи они перебрасывали мосты на уложенных горизонтально столбах. И все это — в абсолютнейшей тишине. Продвигаясь вперед, солдаты Антония оборудовали дорогу боковыми площадками, готовыми превратиться в редуты с фортификационными башнями и брустверами.
Но Кассий ничего этого не видел и не слышал.
Двадцать третьего октября ему исполнилось сорок два. Брут, сопляк, на четыре с половиной месяца младше. Год этот должен был стать годом первого консульства Кассия, он мог бы сейчас править Римом, но вместо этого торчал под Филиппами, наблюдая за действиями хитрого и напористого врага. Настолько напористого, что в день рождения Кассия он решил больше не таиться и прямо с утра послал ударную колонну занять все подготовленные площадки с приказом пустить материалы, оставшиеся от дорожных работ, на постройку редутов.
Пораженный Кассий ринулся ему наперерез, пытаясь протянуть линию своих фортификаций вплоть до моря. Он бросил на это чуть ли не всех имевшихся под его началом солдат, безжалостно их подгоняя. Ни о чем другом он в тот миг думать не мог, даже о вероятности того, что вся эта суматоха является началом чего-то намного большего, чем сумасшедшее соревнование в инженерной ретивости двух враждебных сторон. Только остановившись и поразмыслив, он мог бы понять, что именно происходит, но он не остановился. Поэтому он и армию свою не привел к боевую готовность и совсем позабыл о Бруте, которому не только не сообщил ничего, но и не дал ранее никаких наставлений. Не получая известий от Кассия, Брут, услышав шум, решил сидеть тихо и ничего не предпринимать.
В полдень Антоний атаковал на два фронта, используя большую часть объединенной армии триумвиров. Только два самых неопытных легиона Октавиана остались в резерве — внутри небольшого лагеря на территории триумвиров. Антоний построил своих людей перед лагерем Кассия, потом половину их повернул на юг, чтобы ударить по неприятельским силам, лихорадочно закреплявшимся на болотах, а другая половина насела на стену возле дороги и южную створку главных ворот. В ход пошли лестницы, кошки. Начался штурм, знаменующий начало сражения. Наконец-то! Солдаты Антония ликовали.
Истина заключалась в том, что, даже когда Антоний атаковал, Кассий был все еще не убежден, что тот ищет сражения. Почти ровесники, они были тем не менее очень разными и по природе, и по воспитанию, ибо вращались в разных кругах — и в детском возрасте, и в юношеском, и в более зрелую пору. Антоний — драчун, демагог, изначально порочный. Кассий — потомственный воин из старинного знатного плебейского рода, прямодушный, все делает так, как должно. И когда они встретились под Филиппами, ни один из них попросту не мог знать, что творится в голове у другого. Поэтому Кассий не учел неодолимой склонности Антония к авантюрам, а предположил, что тот будет действовать так, как действовал бы он сам. А теперь, когда бой уже начался, было слишком поздно что-то предпринимать или апеллировать к Бруту.
366 
