230 
* * *
Публий Веттий Скатон во главе двух легионов марсов покинул окрестности Эзернии месяц назад. Он пошел к Альбе Фуценции, рассчитывая застать там Квинта Поппедия Силона, осаждающего этот город, хорошо укрепленный и полный решимости выдержать осаду. Сам же Силон решил держаться в пределах марсийских территорий. Разведка давно уже сообщила ему, что римляне собирают и обучают войска в Карсиолах и Варий.
— Пойди и посмотри, — велел он Скатону.
Встретившись с Презентеем и его пелигнами возле Антия, он получил полную информацию о разгроме Перперны. Презентей как раз возвращался назад, на восток, чтобы передать свою добычу на нужды экипировки и снабжения новобранцев. Скатон же направился на запад и сделал в точности то, что, по предположению Мария, и должен был сделать хитрый италик: посадил зорких людей на вершине гребня на восточном берегу Велина. В то время как он разбил свой лагерь на полпути между мостами на восточном берегу и уже подумывал перебраться поближе к Карсиолам, прибежал вестник и сообщил, что римляне продвигаются южнее обоих мостов.
С нескрываемым удовольствием наблюдал Скатон, как Луп переправлял своих солдат с одного берега реки на другой, делая при этом все возможные ошибки. Прежде чем легионеры приблизились к мосту, консул позволил им нарушить строй. Римские солдаты оставались беспорядочной толпой и после того, как перешли на другую сторону. Всю свою энергию Луп направил на обоз; полководец стоял на мосту в одной тунике, когда Скатон со своими марсами напал на его армию. Восемь тысяч римских легионеров погибли в этом бою, включая самого Публия Рутилия Лупа и его легата Марка Валерия Мессалу. Примерно двум тысячам удалось бежать в Карсиолы. Они сбросили с моста обозные телеги, запряженные быками, скинули кольчуги, избавились от шлемов и мечей. Это случилось на одиннадцатый день июня.
Битва — если можно подобное назвать битвой — произошла под вечер. Скатон решил остаться на месте вместо того, чтобы отправить своих людей на ночь в лагерь. На рассвете следующего дня им предстояло собрать оружие, сжечь трупы, перевезти брошенные телеги и повозки на восточный берег. В римском обозе наверняка имелись пшеница и другие съестные припасы. Кроме того, на тех же телегах можно было увезти захваченные доспехи и оружие. Замечательная добыча! Побить римлян, думал Скатон, оказалось так же легко, как справиться с ребенком. Они даже не знали, как защитить себя, находясь на вражеской территории! Очень странно. Как же эти римляне сумели завоевать полмира, а остальную его часть держать в постоянном смятении?
Он был близок к раскрытию этой тайны, потому что Марий уже подошел вплотную и Скатон со своими людьми в свою очередь подвергся атаке.
Марий сначала овладел марсийским лагерем, совершенно пустынным. Он забрал все, что там было: вещи, продовольствие, деньги — причем в больших количествах. Но действовал Гай Марий отнюдь не беспорядочно. Большинство своих нестроевиков он оставил позади, чтобы они собрали и рассортировали добычу, а сам поспешил вперед со своими легионами. Около полудня Марий достиг места вчерашней битвы и увидел, что марсийские войска собираются обдирать доспехи с трупов.
— О, прекрасно! — прорычал он Авлу Плотию. — Мои люди получат боевое крещение наилучшим способом — разгромив врага! Это придаст им уверенности во всех ситуациях. Да они уже ветераны, хотя сами еще этого не знают!
Это воистину был разгром. Скатон бежал в холмы, оставив убитыми две тысячи марсов — почти всех, кто у него были. «Но честь победы, — мрачно думал Марий, — все-таки осталась за италиками. Если считать по количеству убитых, они, несомненно, обошли нас. Все эти месяцы набора и подготовки пошли насмарку. Восемь тысяч хороших людей погибли потому, что их вел дурак».
Они отыскали тела Лупа и Мессалы возле моста.
— Мне жаль Марка Валерия. Я надеялся, что он выберется живым, — сказал Марий Плотию. — Но я до глубины души рад, что Фортуна наконец отвернулась от Лупа! Если бы он остался в живых, наши потери впоследствии были бы еще больше.
На это нечего было ответить, и Плотий промолчал.
Марий отослал тела консула и его легата в Рим под охраной своего личного конного эскадрона, доставившего также письмо с объяснениями. Настало время, думал Марий не без раздражения, чтобы Рим как следует испугался. В противном случае никто из живущих там не поверит, что в Италии действительно идет война. Никто не поверит, что италики — на самом деле грозный противник.
230 
