278 
— Да, Гай Марий. Он глубоко осведомлен во всякого рода делах.
— И большинство из этих сведений, готов поклясться, не годятся для твоих ушей.
— Мои уши росли в Субуре — вместе со всем остальным. Сомневаюсь, что здесь их может что-либо оскорбить, — усмехнулся Цезарь.
— Нахальный мальчишка! — Тяжелая рука легонько стукнула мальчика по затылку.
— Этот садик слишком мал для нас с тобой, Гай Марий. Если ты хочешь, чтобы твоя левая сторона на самом деле обрела подвижность, нам следует ходить дальше и быстрее. — Это было сказано твердо и авторитетно, тоном, не допускавшим возражений.
— Не желаю, чтобы Рим увидел меня в таком виде! — проворчал Гай Марий.
Цезарь-младший решительно отцепился от левой руки Гая Мария и оставил великого человека ковылять без поддержки. Когда перспектива падения стала очевидной, мальчик снова подошел и поддержал Мария с кажущейся легкостью. Марий не переставал удивляться, как много силы таится в этой худенькой фигурке. Не ускользнуло от внимания Гая Мария и то, как умело Цезарь пользовался своей силой, безошибочным инстинктом чувствуя, где и каким образом он может добиться максимального эффекта.
— Гай Марий, я перестал называть тебя дядей, когда пришел к тебе после того, как с тобой случился удар. Я подумал, что удар поставил нас на один уровень. Твое dignitas уменьшилось, мое возросло. Мы теперь равны. Но в некоторых отношениях я определенно превосхожу тебя, — бесстрашно сказал мальчик. — Благодаря любезности моей матери — и потому, что я думал, что мог бы помочь великому человеку, — я потратил свое свободное время на то, чтобы составить тебе компанию. Я пытаюсь вернуть тебе способность ходить. Ты хочешь валяться на своем ложе и заставляешь меня читать тебе вслух, а запас историй, которые ты мог рассказать мне, исчерпался. Я уже знаю каждый цветок, каждый кустик и каждый сорняк в этом саду! Скажу тебе прямо: вся эта затея себя изжила. Завтра мы выйдем на кливус Аргентарий, и мне все равно, пойдем ли мы вверх по нему, на Марсово поле, или вниз, через Фонтинальские ворота, но завтра мы выйдем!
Свирепые карие глаза уставились сверху вниз в холодные голубые, и как ни заставлял себя Марий не обращать на это внимания, глаза молодого Цезаря напоминали ему глаза Суллы. Это было все равно что встретиться на охоте с большой дикой кошкой и обнаружить, что глаза ее, которым полагалось бы быть желтыми, на самом деле бледно-голубые в окружении полночной темноты. Таких кошек считают выходцами из преисподней. Может быть, таковы и эти люди?
В поединке взглядов не уступал ни один из них.
— Я не пойду, — сказал Марий.
— Ты пойдешь.
— Разрази тебя гром, Цезарь-младший! Я не могу сдаться мальчишке! Ты что, не знаешь более дипломатических способов решать дела?
Искреннее удивление отразилось в этих беспокойных юных глазах, придав им живость и привлекательность, совершенно несвойственные глазам Суллы.
— Когда имеешь дело с тобой, Гай Марий, следует забыть о таких вещах, как дипломатия, — заявил Цезарь. — Дипломатический язык — это прерогатива дипломатов. Ты не дипломат. К счастью. Каждый знает свое место, когда имеет дело с Гаем Марием. И это мне нравится — так же, как нравишься мне ты.
— Ты что, не признаешь слова «нет» в качестве ответа, мой мальчик? — поинтересовался Марий. Старый воин чувствовал, что его воля сокрушена. Сначала стальные когти, а потом меховые рукавицы. Каков подход!
— Да, ты прав, я не принимаю слова «нет» в качестве ответа.
— Ладно, мальчик, посади меня здесь. Если мы собираемся завтра выйти, то сейчас мне следует отдохнуть. — Марий прокашлялся: — А что, если завтра мы отправимся на Прямую улицу? Меня отнесут туда в паланкине, а потом я выберусь из него, и мы сможем пойти куда твоей душе угодно.
— Если мы и попадем с тобой на Прямую улицу, Гай Марий, то произойдет это только в результате наших собственных усилий.
Некоторое время они сидели в молчании. Цезарь-младший держался совершенно спокойно. Он с самого начала понял, что Марий не любит суеты. Когда он сказал об этом своей матери, она решила воспользоваться Гаем Марием, чтобы избавить сына от присущей ему суетливости. Он мог найти способ взять верх над Марием, но ему не победить свою мать!
В данном случае от Цезаря требовалось то, чего не хочет и обычно не любит делать ни один десятилетний мальчик. Каждый день после окончания занятий с Марком Антонием Нифоном ему приходилось забыть о желании побродить вместе со своим другом Гаем Марцием, жившим на первом этаже материнской инсулы, и вместо этого он отправлялся в дом Гая Мария, чтобы составить компанию старику. У Цезаря не оставалось времени для себя, потому что мать не давала ему порезвиться — ни дня, ни часа, ни минуты.
278 
