Отдохнув и подкрепившись, армия вышла на парад для вручения боевых наград. Сулла надел на голову свой венец из трав и был встречен долгими оглушительными возгласами. Организация церемонии была возложена на Лукулла. Точно так же Марий однажды возложил подобную задачу на Квинта Сертория.
Сулле пришла в голову мысль, которая, по-видимому, не посещала Мария за все те годы в Нумидии и в Галлии. Море лиц в парадном строю, в парадном убранстве — море людей, принадлежащих ему, Луцию Корнелию Сулле. «Это — мои легионы! Они принадлежат мне, прежде всего мне, а уж потом — Риму. Это я собрал их, я повел их, я дал им величайшую победу этой войны — и я должен буду дать им пособие при их отставке. Когда они вручили мне венец из трав, то подарили мне нечто более значительное — они отдали мне себя. Если бы я захотел, то мог бы повести их куда угодно. Я мог бы повести их против Рима». Абсурдная мысль, но она родилась в сознании Суллы в тот самый момент, когда он стоял на трибуне. И она свернулась в его подсознании и затаилась.
Помпеи сдались на следующий день после того, как их жители получили возможность наблюдать со стен церемонию награждения Суллы. Его глашатаи прокричали им новости о поражении Луция Клуэнция у Нолы, и молва подтвердила это. По-прежнему безжалостно забрасываемые зажигательными снарядами с речных судов, Помпеи сильно пострадали. Казалось, каждое дуновение ветра доносит вести о том, что господство италиков рушится, что поражение их неизбежно.
От Помпей Сулла с двумя из своих легионов двинулся против Стабий, в то время как Тит Дидий повел два других к Геркулануму. В последний день апреля Стабии капитулировали, и вскоре их примеру последовал Суррент.
В середине мая Сулла снова был в пути, на этот раз направляясь на восток. Катул Цезарь передал Титу Дидию свежие легионы под Геркуланумом, поэтому собственные два легиона Суллы вернулись к нему. Хотя Геркуланум в свое время дольше всех воздерживался от присоединения к италийскому восстанию, теперь он продемонстрировал, что очень хорошо понимает последствия, к которым привела бы его сдача римлянам. Несмотря на то, что целые улицы сгорели в результате бомбардировок со стороны флота, город продолжал оказывать Титу Дидию сопротивление еще долгое время после того, как остальные морские порты, занятые италиками, сдались.
Сулла со своими четырьмя легионами прошел мимо Нолы, не оглядываясь. Он только направил Метелла Пия Поросенка к командиру легиона, расположившегося перед Нолой, с указанием: претор Аппий Клавдий Пульхр не должен двигаться с места ни под каким предлогом — вплоть до полной капитуляции Нолы. Суровый — и недавно овдовевший — Аппий Клавдий только кивнул в ответ.
В конце третьей недели мая Сулла подошел к гирпинскому городу Эклануму, расположенному на Аппиевой дороге. По донесениям его разведки, гирпины начали здесь сосредоточиваться. В намерения Суллы не входило допускать дальнейшую концентрацию повстанцев на юге. Взгляд на укрепления Экланума вызвал у Суллы одну из его убийственных улыбок — с выставленными напоказ длинными клыками. Стены города, хотя и высокие и добротно построенные, были деревянными.
Хорошо зная, что гирпины уже послали гонцов за помощью к луканцу Марку Лампонию, Сулла разместил свои силы, не позаботившись даже об укрепленном лагере. Вместо этого он послал Лукулла к главным воротам потребовать сдачи Экланума. Ответ последовал в форме вопроса: не мог бы Луций Корнелий Сулла дать Эклануму один день на обдумывание и принятие решения?
— Они хотят выиграть время в надежде на то, что Лампоний завтра пришлет им подкрепление, — сказал Сулла Метеллу Пию Поросенку и Лукуллу. — Я должен подумать насчет Лампония. Ему нельзя позволить впредь хозяйничать в Лукании. — Сулла передернул плечами и тут же вернулся к текущему моменту. — Луций Лициний, передай городу мой ответ. У них есть час времени — и не более. Квинт Цецилий, возьми сколько нужно людей, прочеши все фермы в округе и собери дрова и масло. Разложи дрова и промасленное тряпье вдоль стен по обе стороны главных ворот. И размести на нескольких позициях наши четыре метательные машины. Как можно быстрее подожги стены и начинай забрасывать горящие снаряды в город. Готов поклясться, что там внутри все тоже деревянное. Экланум сгорит, как свечка.
— А если я буду готов начать действия раньше чем через час? — спросил Поросенок.
— Все равно зажигай, — приказал Сулла. — Гирпины бесчестны. Почему я в таком случае должен держать слово?