очень нудно 
166 
— Вы, наверное, едите карри каждый день. Хорошо, дорогая моя, бегите. Нельзя заставлять ждать столь важных особ, верно?
— Пожалуйста, постарайтесь…
Мы поднялись. И вдруг кинулись друг другу в объятия, точно хотели слить наши тела и наши души, вцепились друг в друга, отчаянно пытаясь забыть, что мы два нелепо укутанных предмета. Меховой капюшон Китти, отстегнувшись, упал на пол. Я почувствовал, как ее сапог прижался к моей ноге. Я неловко пытался расстегнуть пальто, чтобы ощутить ее тело, и другую руку пытался просунуть под ее пальто. Наши скулы касались друг друга, ее волосы щекотали мне рот. Я крепко прижал ее к себе и поцеловал и почувствовал ответный поцелуй. Губы у нее горели. Потом она отстранилась от меня. Я увидел, как она одним взмахом подняла с полу меховой капюшон, как покрасневшими, дрожащими пальцами принялась застегивать пуговицы пальто.
— Ох, Китти, я так люблю тебя, прости меня, прости…
— Я тоже тебя люблю. Не могу ничего поделать.
— Китти, не будем терять друг друга. Если бы только можно было не терять друг друга…
— Мы не должны друг друга терять. Послушай. Не надо ни с чем спешить. Не надо. Давай все обдумаем…
— Когда я снова тебя увижу?
— Приходи… приходи во вторник в шесть часов на лодочную пристань.
— Я там буду. А теперь иди, милая, иди…
И она ушла. А я постоял еще какое-то время. Сердце у меня колотилось. Дыхание вырывалось судорожными толчками, конвульсивная дрожь пробегала по телу, томимому желанием. От солнца, проникавшего внутрь павильона сквозь дверь, мокрый пол слегка курился, и сейчас я услышал, как с крыши, подтаивая, стекает, журча, вода. Ручеек воды стекал по стене, и я даже не заметил, что спина моего пальто намокла. Я надел кепку и поежился от сырости. В ту минуту я так отчаянно желал Китти, что ради воплощения ее «последнего решения» готов был претерпеть любые муки. Овладеть ею, а потом уйти, умереть. Вот это было бы идеальное завершение жизни.
Однако, немного позже, когда я медленно шел по Каменному саду, глядя вдаль мимо фонтанов, где белая ледяная кромка стала мягкой, влажной и серой, в слепящее голубое небо над озером, на меня снизошло прозрение. Конечно же, возникшие перед нами трудности куда труднее, чем мы оба могли себе представить. И возможностей существуют не две, а четыре. Я могу стать любовником Китти и исчезнуть; я могу стать другом ее и Ганнера и остаться — или я могу стать любовником Китти и продолжать посещать дом Ганнера. Тайная связь — с нею, связь на виду — с обоими. Такое возможно. Может, именно этого она в конечном счете и хотела. Была еще четвертая возможность — просто исчезнуть. Раз и навсегда — сейчас. И больше ничего. Ни встреч, ни размышлений, как быть дальше. Никакой Китти. Никакого Ганнера. Ничего. Разве я не сказал ей, что уже сделал свое дело? Разве все уже не позади? Мне предстояло сделать последний выбор. И вот по мере того, как я глядел на зыбкое небо и сверкающую воду, в голове моей начала формироваться страшноватая мыслишка, начала расти уверенность в том, что скоро я уже точно буду знать, какую из этих четырех возможностей изберу.
— А где Кристофер? — спросила Томми.
Я обнаружил ее в клетчатой шотландской пелерине, у двери в мою квартиру, когда много времени спустя вернулся к себе домой.
— Он съехал.
— А я думала, что хотя бы он будет дома и впустит меня. Я тут чуть до смерти не замерзла.
— Отопление опять выключили.
Я открыл дверь и впустил ее в квартиру. Внутри было не теплее, чем на лестнице.
— Ты обедал?
— Да, — сказал я. — Съел полбутерброда в пивной во время моих скитаний по городу.
— Ну, а я не обедала. Ты не против, если я чего-нибудь поем?
— Давай действуй.
Она прошла на кухню и принялась шумно переставлять консервы в шкафу. Я какое-то время постоял в спальне, глядя в стену. Потом вышел и сел за кухонный стол. Томми приготовила тосты, открыла банку со спагетти в томатном соусе и стала их разогревать.
— Ты не хочешь?
— Нет, спасибо. А впрочем, да, съем немного.
— У тебя есть что-нибудь выпить?
— Есть полбутылки испанского бургундского, если Кристофер не прихватил ее.
Я съел спагетти и выпил бокал вина. Томми молча что-то клевала. Однако молчание длилось недолго.
— Как жаль, что ты пришла, — сказал я.
— Почему?
— Потому что, понимаешь ли, ни к чему это. — Мне вдруг показалось ужасно забавным все, что происходит со мной, и я чуть не сказал Томми, что меня преследуют три бездетные женщины, перешагнувшие за тридцать лет: две хотят, чтобы я подарил им ребенка, а третья хочет, чтобы я укрепил ее брак. Стремление иметь детей сейчас, видимо, модно.
166 
