2 
Посреди комнаты Колетт наклонилась и подобрала туфли Эл. На секунду она перестала себя видеть. Когда ее лицо снова появилось в зеркале, она уже почти успокоилась. «Что со мной не так? — задумалась она. — Когда я ухожу, за мной не тянется шлейф. Духи не держатся на моей коже. Я практически не потею. И даже не приминаю ногами ковер».
— Верно, — согласилась Элисон. — Ты словно заметаешь за собой следы. Вроде робота-уборщицы. Стираешь собственные отпечатки пальцев.
— Не глупи, — сказала Колетт. — И прекрати читать мои интимные мысли. — Она встряхнула черную юбку, представляя, что это Элисон.
— Знаешь, я часто спрашиваю себя, Колетт в комнате или нет? Когда ты уходишь на час-другой, я начинаю гадать, не придумала ли я тебя.
Колетт повесила юбку на вешалку и прицепила к тыльной стороне высокого зеркала. Скоро к ней присоединился большой черный блузон Эл. Именно Колетт уговорила ее носить черное. Черное, сказала она, черное и безупречно простое. Но Элисон терпеть не могла простоту. Что-то обязательно должно привлекать взгляд, колыхаться, сверкать. На первый взгляд блузка совершенно лишена была украшений, но по рукаву бежала тонкая цепочка блесток, похожих на глаза коварных пришельцев, мерцающие черным на черном. На выступления Элисон по-прежнему надевала цветное: изумрудное, ярко-оранжевое, алое. «Выходя на сцену, ни в коем случае нельзя, — объясняла она, — напоминать публике о похоронах».
А сейчас она, надув губы, разглядывала свое отражение.
— По-моему, весьма неплохо, что скажешь?
Колетт глянула на нее.
— Да, тебе идет.
Элисон — гений макияжа. У нее было полным-полно косметики, и всю ее она использовала, таская за собой в строго определенного цвета косметичках и чемоданчиках, оборудованных петлями для кисточек и небольших флакончиков. Если дух побуждал ее наложить на глаза немного абрикосовых теней, она совершенно точно знала, в какой сумке рыться. Для Колетт это оставалось загадкой. Когда она шла в магазин за новой помадой, то возвращалась с покупкой, которая, при ближайшем рассмотрении, оказывалась точно такого же цвета, как и все остальные ее помады, который, в свою очередь, всегда более или менее совпадал с цветом ее губ.
— И как же называется этот оттенок? — спросила она.
Элисон еще раз оглядела себя, прицелилась ватной палочкой и легчайшим движением коснулась нижней губы.
— Без понятия. Почему бы тебе тоже его не попробовать? Только сперва принеси мне выпить. — Она взяла закрепитель помады. И едва не сказала: осторожней, Колетт, не наступи на Морриса.
Он расположился на полу, прислонившись к стене, полусидя, полулежа: короткие толстые ножки вытянуты, пальцы теребят пуговицы ширинки. Колетт сделала шаг назад и наступила прямо на него.
Как обычно, она не заметила. Зато Моррис заметил.
— Гребаная самодовольная корова, — сказал он, когда Колетт вышла. — Извращенка бледная, мать ее так. Точно клятый упырь. Где ты ее откопала, детка, на церковном погосте?
Элисон шепотом ругнулась в ответ. За пять лет их партнерства Моррис так и не примирился с Колетт — время мало для него значило.
— Да что ты знаешь о церковных погостах? — спросила она. — Спорим, тебя хоронили не по-христиански? Небось, одели в бетонные сапоги да бросили в реку, судя по тому, с каким сбродом ты якшался. Или распилили твоей же собственной пилой?
Элисон снова наклонилась к зеркалу и мазнула рот тонкой кисточкой из стеклянного флакона. И немедленно ощутила щекотку и жжение. Губы дернулись. Она скорчила себе рожу. Моррис хихикнул.
Это едва ли не самое противное — то, что он ошивается рядом в подобные минуты, когда ты сидишь в гримерке и стараешься успокоиться перед шоу, поправляешь какие-то интимные мелочи. Он даже в сортир за тобой потащится, если вожжа под хвост попадет. Коллега как-то раз сказала ей:
— Похоже, у вашего проводника очень низкий вибрационный уровень, да, очень низкий. Вы были пьяны, когда он впервые установил с вами контакт?
— Нет, — ответила Эл. — Мне было всего тринадцать.
— Ужасный возраст, — посетовала женщина. Она смерила Элисон взглядом. — Питались всякой дрянью, полагаю. Одни калории. Объедались до безобразия.
Конечно, она отвергла это предположение. На самом деле у нее никогда не было возможности перекусить после школы гамбургерами или шоколадом, мать почти не давала ей денег, опасаясь, что она купит билет на автобус и сбежит. Но получилось не слишком убедительно. Ее коллега права, Моррис — низкая личность. Как он ей достался? По-видимому, она его заслужила, вот и все. Иногда она его спрашивала: скажи, Моррис, что я такого сделала, что заслужила тебя? А он потирал ладошки и фыркал. Когда она выводила его из себя и Моррис злился, он говаривал, мол, благодари Бога, детка, ты думаешь, я дерьмо, но тебе ведь мог достаться Макартур. Тебе мог достаться Боб Фокс, или Айткенсайд, или Цыган Пит. Тебе мог достаться мой приятель Киф Кэпстик. Тебе мог достаться Ник, и что бы с тобой стало?
2 
