Последние отзывы

  164  

Мидж сбросила плащ на пол. Она оделась строго — коричневая юбка, белая блузка, почти без косметики и без драгоценностей, но аккуратный кожаный пояс и туфли каким-то образом, словно изысканная подпись, свидетельствовали о высоком качестве искусно подобранного костюма. Она сидела в изящной позе, чуть повернувшись, бессознательно поддернув юбку. Во время разговора ее маленькие руки с ярко-красными ногтями нервно двигались по кромке юбки, по коленям, потом устремлялись к шее, к волосам, словно два маленьких испуганных зверька. Хотя ее талию уже нельзя было назвать осиной, выглядела Мидж собранной, элегантной, молодой, натянутой, как струна, как юный солдат в безукоризненной форме. Она поминутно откидывала назад густую гриву ярких волос и нервно подергивала пряди.

— Стюарт, неужели ты не понимаешь, о чем я тебе говорю, в чем смысл всей этой сцены? Не понимаешь, что это значит, когда один человек непременно должен видеть другого, когда больше всего в мире он хочет говорить с ним, быть с ним? Я тебя люблю. Я влюбилась в тебя.

Это была правда. Мидж потом поняла, что это случилось в машине, когда они возвращались из Сигарда и она так ясно поняла, что не хочет, не может прикасаться к Гарри. Она почувствовала, как медленно меняется ее тело: его охватил ужасный холод, а потом оно постепенно стало отходить, отогреваясь в лучах, идущих сзади. Сначала она сидела недвижно, испытывая целый букет эмоций — страх, отчаяние, гнев, смущение, раскаяние. Она хотела, чтобы Стюарт исчез, умер, никогда не появился на свет, чтобы его ужасная совесть, его знание испарились без следа. Она ощущала его крупное белое тело, тяжело расположившееся так близко за ее спиной, на заднем сиденье машины. Она воспринимала его как зараженный труп, грозящий смертельной болезнью, отвратительный, опасный. Через какое-то время внутри Мидж осталась лишь усталость, и она сдалась безнадежному тихому чувству, охватывающему человека, когда он «хлебнул через край». Затем тепло потекло по ее телу, и она, даже не изменив позы, расслабилась и позволила себе отогреться. Это было желание — ни на кого не направленное, новое. Как такое могло случиться? Какое-то физическое явление, феномен, словно ее тело претерпевало трансформацию, словно под воздействием излучения изменялись его атомы. Мидж почувствовала умиротворение, она была готова уснуть, но в то же время ощущала напряжение жизни. Она понимала — или позднее поняла, — что Стюарт каким-то образом воздействует на нее, что его близость влияет на нее. Что это означало? С ней никогда ничего подобного не случалось. Все это, как и она сама, как ее изменившееся «я», было абсолютно новым. У Мидж возникло искушение повернуться, но это было невозможно. Она сидела, глядя вперед широко открытыми удивленными глазами, чувствовала сбоку присутствие Гарри, его нервные движения, глубоко дышала и размышляла о том, что так неотвратимо происходило в салоне машины. Это было нечто совершенно безличное, какая-то космическая химическая реакция, в которой Стюарт выступал как чистая сила, а она — как чистая материя. Это ощущение обезличенности, неотвратимой объективности происходящего было столь острым, что в тот момент Мидж и в голову не пришло задуматься: а разделяет ли его Стюарт?

Потом она вернулась в Лондон. Томас увез ее в Куиттерн, и она была рада уехать, отдохнуть, разобраться в том, что с ней случилось. Конечно, нужно поехать к Стюарту и сказать ему, но сначала надо просто увидеть его, побыть в его присутствии. Это было ясно. Но теперь она начала видеть и все остальное. Неужели опасная близость Стюарта непоправимо разрушила ее любовь к Гарри, их прекрасное взаимное влечение, которое она так лелеяла, которое наполняло ее дух и возвеличивало ее тело, которое в течение почти двух лет определяло ее тщательно расписанную жизнь? Нет, конечно, она не могла разлюбить Гарри, конечно, она продолжала любить его, но эта любовь изменилась. Одна в Куиттерне с мужем и сыном, изолированная на этом отрезке пространства и времени, она погрузилась в полусонное состояние и пыталась не думать о случившемся или о том, что будет делать дальше. Она просто наслаждалась своим чувством к Стюарту, холила его, утверждала. Стюарт словно уже был отдан ей, как вещь, как тема для бесконечных размышлений. Она восстанавливала все воспоминания о нем, начиная с его детства, она медитировала над ним, она собирала его. Она испытала облегчение (и одновременно обиду), когда вернулась в Лондон и обнаружила, что Гарри вышел из дома, а не ждет ее, любя и волнуясь, у телефона. Она не собиралась встречаться со Стюартом в то утро, не предусматривала этого, но отсутствие Гарри она приняла как сигнал. К тому моменту Мидж уже начала понимать, в какой ужасной ситуации оказалась. Ее болезненно растрогала маленькая квартирка Гарри, его привычные уговоры и его полное неведение. Старые укоренившиеся привычки любви и преданности победили просившиеся наружу откровения. Разве могла она забыть о своей любви к Гарри, разве не оставался он для нее совершенством? В душе Мидж мучительно соединились любовь и жалость к любовнику, хотя при этом, даже разговаривая с ним, она планировала новую встречу со Стюартом и думала о том, скоро ли это произойдет и с каким выражением лица она явится к Стюарту в следующий раз. Она позволила Гарри любить себя, и это было трогательно и странно, словно он сейчас был молод и желанен, и мысли Мидж перетекли в сон еще до того, как все закончилось. Она обещала Гарри позвонить на следующий день, чтобы договориться о чем-то, но не позвонила, а вместо этого пошла к Стюарту.

  164