230 
— Ты сказал, что он — монумент, он статичен, как эти греческие философы, которые думали, что ничто не двигается, все едино…
— Может, у него нет бессознательного разума, — предположил Эдвард.
— Он имеется у всех, поэтому религия — это иллюзия.
— Но одного у него нет.
— Только не говори, что у него нет сексуальных желаний, — он мой сын, он это преодолеет!
Стюарт расхохотался. Они все расхохотались. Эдвард глядел на двух стоявших рядом высоких мужчин и видел, как они похожи. Стюарт повзрослел. Как ему это удалось, если он ведет жизнь затворника?
— Если ты когда-нибудь воплотишь в жизнь свою теорию образования и откроешь собственную школу, я вложу в нее деньги! — заявил Гарри. — Значит, ты сядешь за парту и будешь учиться? И чему ты будешь учиться? Что ты читал в последнее время?
— «Мэнсфилд-парк» Джейн Остин.
Гарри и Эдвард рассмеялись.
— Понимаете, мне нужно написать работу по английской литературе…
— Ты впадаешь в детство. Ты просто ребенок ростом в шесть футов!
— Не могу оторваться, удивительно хорошая книга…
— Конечно хорошая, дурачок! А ты что читаешь, Эдвард?
— Я… Пруста.
Эдвард по возвращении пытался найти отрывок, так поразивший его в Сигарде, — об Альбертине, которая едет в дождь на велосипеде. Но ему это не удалось, и тогда он стал читать с самого начала. «Longtemps, je me suis couche de bonne heure»[72]. Сколько боли было на этих первых страницах! Сколько боли на каждой странице! Как же так получается, что вся книга в целом лучится чистой радостью? Эдвард был исполнен решимости понять это.
— На следующей неделе в это же время ты будешь любоваться на Везувий из окна своей спальни, — сказал Стюарт.
— Мы приедем к тебе погостить, — добавил Эдвард.
— Ну уж нет!
— Там вокруг много богов, — сказал Эдвард. — Там вход в Аид. Или он на Этне?
— Такие входы есть повсюду. Мир битком набит знаками: «В ад».
— Да, мир определенно полон знаков, — произнес Стюарт.
Он подумал про мышь. И про девочек, заплетающих косы по утрам.
— О да, в мире много хороших вещей, — кивнул Эдвард.
— Правда? Что ж, тогда выпьем за них. Эдвард, Стюарт…
— Но что это за вещи? — спросил Стюарт. — Может быть, мы говорим о разном.
— Бог с ним. Давайте выпьем за них. Ну!
Они подняли бокалы.
230 
