226 
Мидж была идеальной женщиной, его женщиной, созданной для него, его товарищем. Ну почему он встретил ее так поздно и почему теперь потерял ее по этим дурным, непонятным причинам? А он ее потерял; Гарри расстался с надеждой. Томас, Стюарт, Эдвард, случай, судьба, сама Мидж обманули, перехитрили, провели, переиграли, сбили с толку, одурачили его. Но он еще отыграется. Он найдет другую совершенную женщину и женится на ней. Он огорошит Томаса, ошеломит мальчиков, искалечит Мидж ревностью и мучительным раскаянием, отплатит за всю нынешнюю боль. Ведь есть другие женщины. Он даже помнил, что такая мысль приходила ему в голову (словно это одна и та же мысль, вернувшаяся к нему вновь) и после смерти Терезы, и после смерти Хлои. Приходила ли она ему в голову до их смерти? Нет, он был верным мужем. Возможно, потому что в обоих случаях его семейное испытание не длилось слишком долго. Да, в мире есть другие женщины! Возможно, одна из них уже попала в поле его зрения. Но боже, эта боль, тоска, потеря, физическая пытка желания, ставшего таким привычным, таким сильным, таким точным благодаря совершенному его удовлетворению! Гарри знал, что не приспособлен для мученичества. Он не умрет от любви, он со временем повеселеет, найдет новые развлечения и радости. Напишет еще один роман — у него уже есть кое-какие идеи. Он не выпадет из лодки и не будет смотреть, как она удаляется от него быстрее, чем он может плыть. Гарри знал все это и знал свое будущее. Что за странная вещь — человеческая жизнь. Но знание не облегчало мучений, когда он глядел на тарелку в своей руке и понимал, что ему не быть с Мидж, его Мидж, его прекрасной идеальной любовницей. Не быть с ней никогда.
— Па, позволь мне помыть посуду.
— Нет, мне это нравится, мне это помогает.
— Может, сходить за покупками?
— Нет, я сам. Я хочу серьезно заняться приготовлением еды.
— Вот это здорово!
— Вам с Эдвардом нужно хорошо питаться, вы, молодые, никогда не едите толком. Где Эдвард?
— Разговаривает по телефону.
— С кем?
— Не знаю. Когда ты отправляешься в Италию?
— В пятницу. Возможно, задержусь там немного. Хочу поработать над новым романом.
— Это хорошо. Ты будешь жить рядом с морем?
— Да. Из окна моей спальни виден Везувий.
— Есть откуда черпать вдохновение. Что он собой представляет, твой издатель? Это очень мило с его стороны — пригласить тебя…
— Да, очень мило. Только не с его стороны — с ее…
Эдвард набрал номер загородного дома Томаса. К телефону подошел Мередит. Томас и Мидж ушли на обед к каким-то людям по фамилии Шафто. Эдвард поговорил с Мередитом. Его четкий хрипловатый голос по телефону был похож на голос Томаса. Со временем их голоса станут неотличимы. Эдвард вдруг вспомнил тот жуткий ужин у Маккаскервилей, когда он сидел в углу и делал вид, что читает книгу, а Мередит подошел и прикоснулся к нему. Он поговорил с Мередитом о новой школе, о спальнях, об учителях, играх, о том, как ему дается греческий. О собаке Мередита. Потом повесил трубку и вернулся в свою комнату.
Черный приступ безумия прошел, осталось обычное отчаяние. «Наверное, я все же выкарабкаюсь, — подумал он, — наверное, я не всю жизнь буду абсолютно несчастен. Если я могу думать обо всем этом сейчас, то со временем мне станет немного лучше. Интересно, безумие, ужас, страх — они будут возвращаться в разные периоды моей жизни, словно никуда и не уходили, если опять произойдет какое-нибудь кошмарное событие? Возможно, впереди еще немало таких катастроф, какие мне и в голову пока не приходят. Может быть, я обречен быть несчастным всю жизнь. Но это бессмысленная идея, я ее отвергаю. Тоска по Брауни пройдет. Я никогда не позволял себе полностью поверить в Брауни, я делал вид, что все зависит от нее, но на самом деле ситуация была совершенно иной. Наши отношения всегда были напряженными и принужденными. Мы так и не продвинулись дальше того этапа, на котором использовали друг друга, чтобы задобрить Марка».
Слово «задобрить» вызвало в его воображении образ печального завистливого призрака, который стучит в двери жизни, чтобы завладеть ускользающим вниманием тех, кого он любил и кто когда-то любил его.
— Меня не в чем винить, — сказал Эдвард, обращаясь к Марку, — это была не моя вина, я никогда не желал тебе зла. Теперь мы расстались, ты всегда будешь молодым, а я состарюсь, и я не забуду тебя. Но я не могу позволить тебе уничтожить меня. Моя жизнь принадлежит другим — тем, кто со мной сейчас, и тем, кто еще появится.
226 
