очень нудно 
53 
Она уже нашла Стурджеса. Он уже принадлежал ей, С холодной отчетливостью она осознавала, что не испытывает больше никаких чувств к Андреасу. Ей нужен только Стурджес. Он был последним.
Тот, другой, на даче в Уэльсе, оказался легкой добычей. Он не подумал об охране. Они с Андреасом наблюдали за ним в деревенском баре. Тогда ей казалось, что будет страшно влезать через то маленькое окошко, но нет, страха не было и в помине. После той истории в Берлине страха больше не было.
Андреас стоял в дверях. Абсолютно отстраненно она отметила, что хотя волосы его и поредели, но лицо сохранило мальчишескую свежесть. На его носу красовались очки в узкой металлической оправе.
— Саманта, — он поцеловал ее в щеку. Она замерла.
— Привет, — сказала она.
— Почему такая грустная? — спросил он улыбаясь. Она посмотрела на него долгим взглядом.
— Я не грустная, — наконец сказала она, — я просто устала. Затем, без тени упрека, она заговорила: — Понимаешь, ты отнял у меня больше жизни, чем вся эта теназадриновая компания. Но я тебя в этом не виню. Так и должно было случиться. Просто на меня это все так подействовало, такая уж у меня натура. Кто-то, может, и умеет отпускать боль, но только не я. Мне нужен Стурджес. Когда я его получу, может, как-то успокоюсь тогда.
— Покоя не будет, пока хоть одна экономическая система основана на эксплуатации…
— Нет, — она подняла руку, останавливая его. — Такую ответственность я на себя брать не собираюсь, Андреас. Здесь для меня не существует никакой эмоциональной связи. Я не могу во всем винить систему. Конкретных людей — да, но я не могу абстрагироваться до такой степени, чтобы вымещать свой гнев на системе в целом.
— И именно поэтому остаешься рабом системы.
— Не хочу с тобой сейчас спорить. Я знаю, зачем ты здесь. Стурджеса трогать не вздумай. Он — мой.
— Боюсь, я не могу рисковать…
— Первый удар — мой.
— Как хочешь, — ответил Андреас, слегка закатив глаза. — Но на самом деле я приехал, чтобы говорить о любви. Завтра начнем планировать, а сегодня — ночь любви, нет?
— Любви больше нет, Андреас, пошел ты…
— Как грустно, — с улыбкой сказал он, — ну ладно! Тогда сегодня будем пить пиво. Может быть, пойдем в клуб, а? У меня все времени не хватало, чтобы лучше узнать весь этот эйсид-хаус и техно… Экстази я, конечно, принимал, но это было дома, с Марлен, чтобы лучше любить… или больше любить, я правильно сказал?
Саманта застыла при упоминании этого нового имени, догадываясь о том, что оно могло означать. Андреас подтвердил догадку, предъявив ей фото, на котором были женщина и двое маленьких детей, один из них совсем младенец. От фотографии веяло семейной идиллией. Саманта долго смотрела на нее и на лицо Андреаса, которое светилось гордостью и любовью. Она вдруг попыталась представить себе лицо ее собственного отца, когда он увидел ее в самый первый раз.
— Покоя не будет, пока жива система, да, — вдруг холодно засмеялась она. Ее смех прозвучал резко и неестественно, и было видно, что это задело Андреаса. Она удовлетворенно усмехнулась. Впервые Андреасу было перед ней неловко, и ей нравилось, что именно она стала тому причиной.
— Все эти маленькие ручки… — продолжила она, опьяненная ощущением своей власти над этим таким знакомым человеком.
Андреас быстро спрятал фотографию своей культей и жалобно запричитал:
— Я ведь здесь, с тобой, разве нет? Разве я наслаждаюсь спокойной жизнью? Нет. Стурджес здесь, и я здесь, Саманта. Часть меня всегда оставалась здесь, всегда рядом с ним. Понимаешь, я просто не могу унять свою боль.
Хочешь тоже?
Добираюсь до своей старушки, и первая, кого я встречаю, — Сучка.
— А эта что здесь делает? — спрашиваю я.
— Не говори так, Дэйвид! Она же мать твоего мальчика, Христа ради, — говорит мне матушка.
— Что стряслось? Где Гэл?
— Его отвезли в больницу, — говорит мне Сучка, с сигаретой между пальцев, выдувая клубы поганого дыма через ноздри. — Менингит. Но с ним все будет в порядке, Дэйв, ведь доктор же обещал, правда, мама?
Ебаная сучка, мою мать мамой называет, будто она здесь дома.
— Ну и напугались же мы, правда, но с ним сейчас все в порядке.
— Ага, мы так волновались, — говорит Сучка. Смотрю на эту мерзкую коровью харю.
— Где он сейчас?
— Восьмая палата Лондонской…
— Если с ним что-нибудь случится, тебе конец! — обрываю ее, рывком бросаюсь к ее сумочке на столе и вытряхиваю из нее ее смолилки. — Вот это! Эта хуйня у него целый день в легких! — Сминаю пачку в бесформенный комок. — Еще раз застану курящей при ребенке — с тобой то же самое будет! Чего сюда приперлась! Нечего тебе тут делать! У нас с тобой ничего общего больше нету, ясно?
53 
