274 
Он как будто и не присматривался, во всяком случае не спросил — устала она или, может быть, ей нездоровится, даже ни слова не сказал о том, какое нудное занятие укладывать чемоданы. Совсем на него не похоже. Он был уж до того на себя не похож, что Джастине стало казаться — наступает конец света.
Она старалась, чтобы ужин проходил славно и весело, пускай потом в письмах будет о чем вспоминать, но Лион и не думал ей помочь. Если б можно было внушить себе, что просто он огорчен ее отъездом, тогда бы еще ничего. Но и это ей не удавалось. Явно не то у него настроение. Какой-то он отсутствующий, будто сидишь с плоскостным изображением, вырезанным из бумаги, и оно только и ждет, чтоб подул ветерок и унес его куда-нибудь от нее подальше. Точно Лион с ней уже простился и эта встреча совершенно лишняя.
— Ты получила ответ от матери? — вежливо осведомился он.
— Нет, да, по совести говоря, и не жду. Она, верно, от радости все слова растеряла.
— Хочешь, Фриц завтра отвезет тебя в аэропорт?
— Нет, спасибо, могу доехать и на такси, — нелюбезно ответила Джастина. — Не хочу тебя лишать его услуг.
— У меня завтра весь день разные заседания, так что, уверяю тебя, Фриц мне не понадобится.
— Я же сказала, возьму такси! Лион поднял брови.
— Незачем повышать голос, Джастина. Поступай как хочешь, я спорить не стану.
Он больше не называл ее herzchen; в последнее время она все реже слышала это давно привычное ласковое слово, а сегодня Лион не произнес его ни разу. До чего унылый, гнетущий получился вечер! Хоть бы он скорей кончился! Джастина поймала себя на том, что смотрит на руки Лиона и пытается вспомнить их прикосновение — и не может. Зачем жизнь так запутана и так скверно устроена, зачем это нужно, чтобы случалось вот такое, как с Дэном?! Быть может, именно от мысли о Дэне ей стало совсем уж невыносимо тяжко, ни минуты больше не высидеть, и она оперлась ладонями на ручки кресла.
— Пойдем отсюда, если не возражаешь. У меня отчаянно разболелась голова.
На перекрестке у проулка Джастины Лион помог ей выйти из машины. Велел Фрицу объехать квартал и вернуться за ним и учтиво, как чужую, взял ее под руку. Под леденящей лондонской моросью они медленно шли по каменным плитам, шаги отдавались гулким эхом. Мрачные, одинокие шаги, точно на кладбище.
— Итак, мы прощаемся, Джастина, — сказал Лион.
— Во всяком случае, пока, — бодро откликнулась Джастина. — Это же не навек. Я изредка буду наезжать в Лондон, и, надеюсь, ты когда-нибудь выберешь время навестить нас в Дрохеде.
Он покачал головой.
— Нет, Джастина. Это прощанье навсегда. Думаю, мы больше не нужны друг другу.
— То есть это я больше не нужна тебе. — Она выдавила из себя довольно правдоподобный смешок. — Ничего, Ливень! Можешь меня не щадить, я стерплю!
Он наклонился, поцеловал ее руку, выпрямился, поглядел ей в глаза, улыбнулся и пошел прочь.
На коврике у двери ждало письмо от матери. Джастина нагнулась, подняла письмо, тут же кинула сумочку, пальто, сбросила туфли и прошла в гостиную. Тяжело села на какой-то ящик, закусила губу и минуту-другую задумчиво, с недоумением и жалостью разглядывала великолепную поясную фотографию Дэна, снятую на память о дне его посвящения в сан. Вдруг заметила, что пальцами босых ног безотчетно гладит свернутый ковер из шкур кенгуру, досадливо поморщилась, порывисто встала.
Пройтись на кухню — вот что ей сейчас требуется. И она прошла на кухню, достала банку растворимого кофе и сливки из холодильника. Наливала холодную воду из крана и вдруг замерла, широко раскрытыми глазами обвела кухню, будто видела ее впервые. Пятна и царапины на обоях, щеголеватый филодендрон в корзинке, подвешенной к потолку, стенные часы — черный котенок виляет маятником-хвостом и ворочает глазами, провожая беспечно убегающие минуты. На грифельной доске крупно выведено: не забыть щетку для волос. На столе — карандашный набросок, недели три назад она нарисовала Лиона. И пачка сигарет. Джастина закурила, поставила на огонь воду для кофе и заметила, что в кулаке все еще зажат смятый конверт — письмо матери. Можно и прочитать, пока греется вода. Подсела к кухонному столу, щелчком сбросила на пол карандашный портрет Лиона и поставила на него ноги. Вот так-то. Лион Мёрлинг Хартгейм! Больно ты мне нужен, важная шишка, чиновничья душа, немецкая колбаса в кожаном пальто. Так, значит, я тебе уже без надобности, да? Ну и ты мне без надобности!
274 
