148 
— О да, ты потерял голову, Графф, — сказала она. — Это точно! — И поднялась со стула. — Я не останусь здесь больше ни на минуту.
— Очень хорошо. И куда ты пойдешь? — спросил я.
— О, Графф, — сказала Галлен. — Вот мы и ссоримся! — Она прикоснулась руками к ушам, вспомнив, что это из-за меня они теперь выставлены напоказ.
Я обошел столик и присел на корточки рядом с ней; она сжалась, хлюпая носом в ладони.
— Галлен, — взмолился я. — Подумай об этом хотя бы минуту.
— Я хотела прогуляться с тобой по магазинам или где-нибудь еще, — сказала она. — Я никогда этого не делала.
— Галлен, — повторил я. — На самом деле только некоторых животных. Только самых безобидных. Чтобы немного напугать этого старого О. Шратта.
Но Галлен покачала головой.
— Ты совсем не думаешь обо мне, — всхлипнула она. — Ты просто взял меня! — прошептала она с театральным надрывом. — Ты меня просто взял! Просто так, мимоходом, — продолжала обвинять она, смешно подергивая своими острыми локотками.
— О, черт! — выдохнул я.
— Ты сумасшедший и злой, — надулась она.
— Хорошо, — кивнул я. — Черт со мной! — И потом прошептал с таким же театральным надрывом, как у нее: — Зигги мертв, Галлен. А я никогда не воспринимал его всерьез… мы даже ни о чем таком никогда не говорили! — Но это было не то, что я действительно хотел сказать, поэтому я добавил: — Я едва знал его. Я хочу сказать, что на самом деле я не знал его совсем. — Но это тоже ни к чему не вело, поэтому я произнес: — Все начиналось легко и весело — веселая прогулка без особой цели. Мы никогда не были действительно близки… или серьезны. Мы только начали нашу дружбу! — Но я не видел, к какому заключению я мог прийти, поэтому запнулся.
— Но кто мог принимать Зигги всерьез! — воскликнула Галлен.
— Я любил его, ты, сука! — Я осекся. — Это была его идея, и, возможно, она сумасшедшая. И может быть, я тоже сумасшедший!
Но она схватила меня за руку и сунула к себе под фуфайку, прижимая к своему горячему, твердому животу. Она снова села на стул, не отпуская моей руки.
— О нет, нет, ты не сумасшедший, правда! — возразила она. — Я так не думаю, Графф. Прости меня. Но я ведь не сука, да?
— Нет, — сказал я. — Конечно нет. Прости!
Она долго не отнимала мою руку от своего живота, словно пыталась предсказать животом мое будущее.
Все возможно.
— Но что мы будем делать потом? — спросила она.
— Сначала я хочу покончить с этим, — ответил я.
— А потом?
— Что захочешь, — сказал я, искренне на это надеясь. — Мы поедем в Италию. Ты когда-нибудь видела море?
— Нет, никогда, — сказала она. — Нет, правда — что захочу?
— Все, что захочешь, — подтвердил я. — Но сначала я должен покончить с этим делом.
Она сидела, глубоко утонув в этом чертовом стуле и уютно примостив мою руку на животе.
Редкие Очковые Медведи тоже расслабились. Они по-медвежьи осели у решетки, как если бы не были слишком заинтересованы в исходе, как и во всем остальном, даже в прекращении нашей ссоры.
«О, перестаньте ссориться, — как бы говорили они. — Никогда не ссорьтесь друг с другом. Мы знаем. В стесненных условиях это глупо. Вы обнаружите, что никого другого рядом нет». И они вяло обняли друг друга.
А я подумал: «Это странно. Это не совсем правильно. Это не то настроение, я хочу воплотить идею по-другому. Но я вижу множество способов быть честным по отношению как к Зигги, так и к Галлен».
Отношение к освобождению в зоопарке у нее пока неправильное. Это то, с чем я должен справиться, — я бы сказал, что Зигги не одобрил бы безрадостного отношения к этому. Это, конечно, компромисс…
Большие Кошки издали рычание. Но я подумал: «Нет, простите, Большие Кошки, но я пришел сюда не за вами. Только за безобидными, мелкими.» Записная книжка предупреждает: «Большинство решений влечет за собой разочарование».
Может, со стороны это кажется малостоящим, по крайней мере, мне следует пересмотреть принцип разумного отбора по Ганнесу Граффу. Только это меня занимало, когда я глянул через стол на Галлен. Что ж, в конце концов, она могла проявить некоторое благоразумие.
Апатично-печальные Редкие Очковые Медведи, принимая все на свете, повторили свое высказывание: «На худой конец, мы должны ладить друг с другом».
Но нашелся тот, кто опроверг их. Это был Знаменитый Азиатский Черный Медведь, которому компромиссы были неведомы.
148 
