15 
Вдруг она поняла, что не может его видеть – он казался совсем юным. А она, была ли она сама когда-нибудь юной?
Возможно, этот вопрос заставил бы дядю Рэндольфа улыбнуться. Ей двадцать один год. Но Алекс в свои двадцать пять казался ей ребенком. Джулии больно было сознавать, что она не любит его так, как он того заслуживает.
Алекс открыл дверь на улицу, и от яркого солнечного света стало резать глаза. Джулия опустила вуаль. Репортеров не было, слава богу, никаких репортеров, лишь большой черный автомобиль ждал с открытой дверцей.
– Я не останусь одна, Алекс, – ласково произнесла Джулия. – У меня там есть Рита и Оскар. И Генри возвращается в свою старую комнату – дядя Рэндольф настоял на этом. Так что народу будет даже больше, чем нужно.
Генри… Вот уж кого ей совсем не хочется видеть! Какая злая ирония в том, что он был последним человеком, которого видел ее отец перед смертью.
Когда Генри Стратфорд сошел на берег, его атаковали журналисты. Испугался ли он проклятия мумии? Видел ли что-нибудь сверхъестественное в той маленькой каменной пещере, где смерть настигла Лоуренса Стратфорда? Генри молча стоял на таможенном контроле, не обращая внимания на дымящиеся вспышки фотокамер. С ледяным спокойствием он смотрел на чиновников, которые проверяли его чемоданы. Наконец он смог пройти вперед.
Сердце билось так, что звенело в ушах. Он хотел выпить. Он хотел оказаться в тишине родного дома в Мэйфере. Он хотел встретиться со своей любовницей Дейзи. Он хотел чего угодно, кроме тоскливой поездки с отцом. Забираясь на заднее сиденье «роллса», Генри старательно отводил от Рэндольфа глаза.
Когда длинный громоздкий автомобиль пробивал себе путь, чтобы вылезти из пробки, Генри увидел Самира, приветствовавшего группу одетых в черное мужчин – очевидно, сотрудников музея. Тело Рамзеса Великого занимало всех гораздо больше, чем тело Лоуренса Стратфорда, которого, по завещанию покойного, захоронили без особых церемоний в Египте.
О господи, отец ужасно выглядит! За одну ночь он состарился на десять лет. И волосы растрепаны…
– У тебя есть сигареты? – отрывисто спросил Генри. Рэндольф не глядя протянул маленькую тонкую сигару и спички.
– Этот брак по-прежнему очень важен, – пробормотал он так тихо, словно разговаривал сам с собой. – У новобрачной просто не хватит времени думать о делах. А пока я устроил все так, что ты поживешь вместе с ней. Она не должна оставаться одна.
– О боже, отец, на дворе двадцатый век! Какого черта она не может пожить одна?
Жить в этом доме, с этой отвратительной мумией, выставленной на всеобщее обозрение в библиотеке? Генри стало плохо. Он закрыл глаза, раскуривая сигару, и подумал о своей любовнице. Перед его мысленным взором пронеслась вереница соблазнительных эротических картинок.
– Черт побери, ты будешь делать то, что я говорю! отрезал отец, но в голосе его не слышалось угрозы. Рэндольф выглянул в окно. – Ты будешь жить там, и присматривать за ней, и делать все возможное, чтобы она скорее согласилась на этот брак. Постарайся, чтобы она не отдалилась от Алекса. Мне кажется, Алекс уже начал ее раздражать.
– Неудивительно. Если бы у Алекса была хоть капля здравого смысла…
– Замужество пойдет ей на пользу. И вообще, брак – дело хорошее.
– Ну ладно, ладно, хватит об этом!
Дальше ехали в тишине. Пора обедать с Дейзи, потом предстоит длительный отдых в собственной квартире, а потом он сядет за игорный стол у Флинта – если удастся вытянуть у отца хоть немного денег…
– Он ведь не сильно страдал? Генри глубоко вздохнул:
– Что? О чем ты?
– О твоем дяде, – сказал отец, в первый раз посмотрев ему в глаза. – О Лоуренсе Стратфорде, который только что умер в Египте. Он долго мучился или умер сразу?
– С ним все было нормально, и вдруг через минуту он утке лежит на полу. Он умер за считанные секунды. Зачем ты меня об этом спрашиваешь?
– А ты что, такой изнеженный, мерзавец?
– Я ничего не мог поделать!
На миг к нему вернулись чувства, которые он испытал в той тесной запертой клетушке, и даже почувствовал едкий запах яда. Генри явственно вспомнил то существо, ту тварь в футляре для мумий, и свое мрачное ощущение, будто она наблюдает за ним.
– Он был упрямым стариканом, – почти шепотом сказал Рэндольф. – Но я любил его.
– Правда? – Генри резко развернулся и уставился на отца. – Ты его любил, а он оставил все ей!
– Он очень много дал и нам – давным-давно. Достаточно, более чем достаточно…
15 
