19 
Генри поспешно поднялся из-за стола, надел пиджак и поправил шелковый галстук.
– Куда ты идешь? – спросила Дейзи. – Слушай, ты слишком много выпил, чтобы выходить на улицу.
– Да брось ты, – отмахнулся он. Она знала, куда он идет. У него было сто фунтов, которые ему удалось выпросить у Рэндольфа, а казино уже открылись. Они открылись, едва стемнело.
Теперь ему хотелось побыть в одиночестве, чтобы как следует сосредоточиться. Просто подумать об этом – о зеленом сукне, освещенном люстрами, о стуке костей, о жужжании рулетки, которое всегда бодрило его. Один хороший выигрыш, и он уйдет, обещал он самому себе. Ладно он больше не может ждать…
Конечно, он влип с этим Шарплсом, он задолжал ему кучу денег, но как, черт побери, он расплатится с долгами, если не посидит за игорным столом?! Правда, он чувствовал, что в этот вечер ему не повезет, но все-таки следовало попытаться.
– Подождите-ка, сэр. Присядьте, сэр, – сказала Дейзи, подходя к нему. – Выпей со мной еще стаканчик, а потом немножко вздремни. Еще только шесть часов.
– Оставь меня в покое, – отрезал Генри.
Он надел плащ и натянул кожаные перчатки. Шарплс. Вот тупица этот Шарплс! Генри нащупал в кармане плаща нож, который таскал с собой многие годы. Да, он все еще на месте. Генри вытащил его и осмотрел тонкое стальное лезвие.
– О нет, сэр! – ахнула Дейзи.
– Не будь идиоткой, – не церемонясь, сказал Генри, сложил лезвие, засунул нож в карман и вышел.
Стало тихо – слышалось только журчание фонтана в оранжерее. Сгустились пепельные сумерки, египетский зал освещала единственная лампа в зеленом абажуре, стоящая на столе Лоуренса.
Джулия в уютном, на удивление теплом шелковом пеньюаре устроилась в отцовском кожаном кресле, спиной к стене, и взяла в руки дневник, который до сих пор не читала.
Сверкающая маска Рамзеса Великого по-прежнему немного пугала ее, из полутьмы выглядывали огромные миндалевидные глаза. Бюст Клеопатры, казалось, светился изнутри. А у противоположной стены на черном бархате лежали великолепные золотые монеты.
До этого Джулия еще раз внимательно рассмотрела их. Тот же профиль, что у бюста, те же волнистые волосы под золотой тиарой. Греческая Клеопатра, совсем непохожая на простоватые египетские изображения, которые так приелись в постановках шекспировской трагедии, или в гравюрах, иллюстрирующих «Жизнеописания» Плутарха, или в разнообразных учебниках истории.
Профиль красивой женщины – сильной, без намека на трагедийность. Сильной – римляне любили, чтобы их герои и героини были сильными.
Лежавшие на длинном мраморном столе толстые пергаментные свитки и папирус выглядели такими хрупкими, такими ветхими. Другие вещи тоже легко сломать неловкими руками. Птичьи перья, чернильницы, маленький серебряный светильник, видимо масляный, с кольцом, в которое, по всей видимости, вставлялся стеклянный сосуд. Стеклянные пузырьки стояли рядом – редчайшие образцы древней работы со стеклом, каждый с крошечной серебряной крышечкой. Естественно, на всех этих маленьких реликвиях, как и на стоящих за ними алебастровых кувшинах, красовались маленькие аккуратные этикетки, на которых можно было прочитать: «Руками не трогать».
И тем не менее Джулия беспокоилась – ведь столько людей приходят сюда посмотреть на вещицы.
– Учтите, тут, скорее всего, яды, – предупредила Джулия свою бессменную горничную Риту и дворецкого Оскара. Этого хватило, чтобы они держались подальше от египетского зала.
– Он покойник, мисс, – сказала Рита. – Мертвец. Какая разница, что это египетский царь! Мне кажется, мертвецы не должны находиться рядом с людьми.
Джулия засмеялась:
– В Британском музее полно мертвецов, Рита.
Если бы только мертвые могли оживать! Если бы к ней мог явиться призрак отца! Вот было бы чудо! Снова побыть с ним, поговорить, услышать его голос. Что случилось, отец? Ты очень страдал? Испугался ли ты хоть на минуту?
Что это ей пришло в голову – визит призрака?! Такого не бывает. И это ужасно. Мы проходим путь земных страданий от колыбели до могилы – и все на этом кончается. Прелесть сверхъестественных чудес существует только в сказках и стихах, да еще в пьесах Шекспира.
Зачем же медлить? Пришло время долгожданного одиночества в окружении отцовских сокровищ. Теперь можно прочитать его последние слова.
Она нашла страницу, датированую днем открытия. И после первых же слов глаза ее наполнились слезами.
19 
