очень нудно 
140 
– Это бог, это черный Эрот. Не бойся.
– Я не боюсь… Просто меня перевернуло, и я вся пустая. И вокруг все незнакомое.
– И мне тоже.
– Да. Интересно. Знаешь, когда мы были нежные, тихие, у меня было такое чувство, что ты близко, как никто никогда не был. А теперь я как будто одна… и не одна… я… я… Это ты – я, это мы оба.
– Да, да.
– Ты даже похож на меня. Я словно в зеркало смотрюсь.
Удивительно, мне казалось, что это я сам говорю. Я говорил через нее, через чистую ответную пустоту ее существа, опустошенного любовью.
– Раньше я смотрела тебе в глаза и думала: «Брэдли!» Теперь у тебя нет имени.
– Мы заворожены.
– Мы соединены навек, я чувствую. Это вроде… причащения.
– Да.
– Слышишь поезд? Как ясно стучит.
Мы слушали грохот, пока он не стих вдали.
– А когда приходит вдохновение, то есть когда пишешь, тоже так бывает?
– Да, – сказал я.
Я знал, что так бывает, хотя сам пока еще ни разу этого не испытал. Теперь я смогу творить. Хотя я все еще не вышел из мрака, но пытка осталась позади.
– Правда, это одно и то же?
– Да, – сказал я. – Потребность человеческого сердца в любви и в знании безгранична. Но большинство людей осознают это, только когда любят. Тогда они твердо знают, чего хотят.
– А искусство…
– Эта же потребность… очищенная… присутствием… возможно… божественным присутствием.
– Искусство и любовь…
– Перед обоими стоят извечные задачи.
– Теперь ты станешь писать, да?
– Да, теперь я буду писать.
– Мне больше ничего не надо, – сказала она, – будто объяснилось, почему мы должны были соединиться. Но не в объяснении дело. Мы просто вместе. Ах, Брэдли, смешно, но я зеваю!
– И мое имя вернулось ко мне! – сказал я. – Пойдем. В постель и спать.
– По-моему, я в жизни еще так изумительно не уставала и так не хотела спать.
Я довел ее до кровати, и она заснула, не успев надеть ночную рубашку, – как в первую ночь. Мне совсем расхотелось спать. Я был в бодром, приподнятом настроении. И, держа ее в объятиях, я знал, что верно поступил, не уехав в Лондон. Пытка дала мне право остаться. Я обнимал ее и чувствовал, как тепло простой домашней нежности возвращается в мое тело. Я думал о бедной Присцилле и о том, как завтра я поделюсь своей болью с Джулиан. Завтра я скажу ей все-все, и мы вернемся в Лондон выполнять будничные задачи и обязанности, и начнется повседневность совместной жизни.
Я спал крепким сном. И вдруг грохот – и снова, и снова грохот. Я был евреем, скрывался от нацистов, и они обнаружили меня. Я слышал, как они, словно солдаты на картине Учелло, бьют алебардами в дверь и кричат. Я шевельнулся – Джулиан так и лежала у меня в объятиях. Было темно.
– Что это?
Ее испуганный голос вернул меня к действительности, меня охватил ужас.
Кто-то стучал и стучал в дверь.
– Кто же это? – Она села. Я чувствовал ее теплые темные очертания рядом и будто видел, как светятся у нее глаза.
– Не знаю, – сказал я, тоже садясь и обхватив ее руками. Мы прижались друг к другу.
– Давай молчать и не будем зажигать свет. Ах, Брэдли, мне страшно.
– Не бойся, я с тобой. – Я сам так испугался, что почти не мог ни думать, ни говорить.
– Тсс. Может, уйдут.
Стук, прекратившийся на секунду, возобновился с новой силой. В дверь били металлическим предметом. Было слышно, как трещит дерево.
Я зажег лампу и встал. Увидел, как дрожат мои босые ноги. И натянул халат.
– Оставайся тут. Я пойду посмотрю. Запрись.
– Нет, нет, я тоже выйду…
– Оставайся тут.
– Не открывай дверь, Брэдли, не надо…
Я зажег свет в маленькой прихожей. Стук сразу же прекратился. Я молча стоял перед дверью, уже зная, кто там.
Очень медленно я открыл дверь, и Арнольд вошел, вернее, ввалился в прихожую.
Я зажег свет в гостиной, он прошел за мной и положил на стол огромный гаечный ключ, которым дубасил в дверь… Тяжело дыша, не глядя на меня, он сел.
Я тоже сел, прикрывая голые, судорожно подрагивавшие колени.
– Джулиан… здесь? – спросил Арнольд хрипло, как будто он был пьян, но пьян он, конечно, не был.
– Да.
– Я приехал… ее забрать…
– Она не поедет, – сказал я. – Как вы нас нашли?
– Мне сказал Фрэнсис. Я долго приставал к нему, и он сказал. И про телефонный звонок тоже.
– Какой телефонный звонок?
– Не притворяйтесь, – сказал Арнольд, наконец взглянув на меня. – Он сказал мне, что звонил вам сегодня утром насчет Присциллы.
140 
