очень нудно 
141 
– Понятно.
– Вы не могли вылезти… из своего любовного гнездышка… даже когда ваша сестра… покончила с собой.
– Я собираюсь в Лондон завтра. Джулиан поедет со мной. Мы поженимся.
– Я хочу видеть свою дочь. Машина под окнами. Я заберу Джулиан с собой.
– Нет.
– Может быть, вы ее позовете?
Я встал. Проходя мимо стола, я взял гаечный ключ. Я пошел в спальню, дверь была закрыта, но не заперта, я вошел и запер ее за собой.
Джулиан оделась. Поверх платья она накинула мой пиджак. Он доходил ей до бедер. Она была очень бледна.
– Твой отец.
– Да. Что это?
Я швырнул гаечный ключ на кровать.
– Смертельное оружие. Оно нам ни к чему. Лучше выйди и поговори с ним.
– Ты…
– Я за тебя заступлюсь. Ни о чем не беспокойся. Давай все ему объясним – и пускай едет. Пошли, нет, подожди минуту. Я надену брюки.
Я быстро надел рубашку и брюки. И с удивлением увидел, что только начало первого.
Я вернулся в гостиную вместе с Джулиан. Арнольд встал. Мы смотрели на него через неприбранный стол, слишком устали и не смогли убрать остатки ужина. Я обнял Джулиан за плечи.
Усилием воли Арнольд овладел собой, явно решив обойтись без крика. Он сказал:
– Девочка моя…
– Здравствуй.
– Я приехал, чтобы отвезти тебя домой.
– Мой дом здесь, – сказала Джулиан.
Я стиснул ее плечо и тотчас отошел, решив сесть, а им предоставив стоять друг против друга.
Арнольд, в легком плаще, измученный, взволнованный, казался взломщиком-маньяком. Блеклые глаза уставились в одну точку, губы дрожали, будто он беззвучно заикался.
– Джулиан… уедем… ты не можешь остаться с этим человеком… это безумие… Посмотри, вот письмо от твоей матери, она просит тебя вернуться домой… я кладу его здесь, вот, прочти, пожалуйста. Как ты можешь быть такой безжалостной, бессердечной, оставаться здесь и… ведь вы, наверное… после того как бедная Присцилла…
– А что с Присциллой?
– Так он тебе не сказал? – воскликнул Арнольд. Он не смотрел на меня. Он стиснул зубы, лицо его дрогнуло – возможно, он пытался скрыть торжество или радость.
– Что с Присциллой?
– Присцилла умерла, – сказал я. – Она вчера покончила с собой, приняв слишком большую дозу снотворного.
– Он узнал это сегодня утром, – сказал Арнольд. – Ему Фрэнсис сообщил по телефону.
– Это верно, – подтвердил я. – Когда я сказал тебе, что еду в гараж, я поехал звонить Фрэнсису, и он мне сообщил.
– И ты мне не сказал? Ты скрыл… и после этого мы… весь день мы…
– О-о, – простонал Арнольд.
Джулиан не обратила на него внимания, она пристально смотрела на меня, кутаясь в пиджак, воротник его был поднят, окружая ее взъерошенные волосы, она обхватила руками горло.
– Как же так?
Я поднялся.
– Это трудно объяснить, – сказал я, – но, пожалуйста, попробуй понять: Присцилле я уже ничем не мог помочь. А тебе… Я должен был остаться… и нести бремя молчания. Это не бессердечность.
– Похоть, вот как это называется, – сказал Арнольд.
– О, Брэдли… Присцилла умерла…
– Да, – сказал я, – но ведь я же тут ничего не могу поделать, и…
Глаза Джулиан наполнились слезами, они закапали на отвороты моего пиджака.
– Ах, Брэдли… как ты мог… как мы могли… бедная, бедная Присцилла… это ужасно…
– Полная безответственность, – сказал Арнольд. – Или даже ненормальность. Бездушие. Сестра умерла, а он не может вылезти из постели.
– Ах, Брэдли… бедная Присцилла…
– Джулиан, я собирался сказать тебе завтра. Завтра я бы все тебе сказал. Сегодня я должен был остаться. Ты видела, как все получилось. Мы оба не принадлежали себе, мы не могли уехать, так было суждено.
– Он сумасшедший.
– Завтра мы вернемся к повседневности, завтра будем думать о Присцилле, и я все расскажу тебе и расскажу, как я страшно виноват…
– Я виновата, – сказала Джулиан. – Все из-за меня. Ты с ней бы остался.
– Да разве остановишь человека, если он решился покончить с собой? Наверно, неправильно даже и вмешиваться. Жизнь у нее стала совсем беспросветная.
– Удобное оправдание, – сказал Арнольд. – Значит, вы считаете, что раз Присцилла умерла, тем лучше для нее, да?
– Нет. Я просто говорю, что… можно думать и так… Я не хочу, чтобы Джулиан считала, что… Ах, Джулиан, конечно, надо было тебе сказать.
– Да… Мне кажется, это злой рок преследует нас… Ах, Брэдли, почему ты не сказал?
– Иногда надо молчать, даже когда и очень больно. Я нуждался в твоем утешении, конечно, нуждался. Но было что-то важнее.
141 
