53 
Теперь старик и Дейзи едут к ним: он — из Тулузы, она — из Парижа. Одна телекомпания хочет снять фильм о Грамматике, в качестве подобающего интерьера выбран отель «Кларидж». Сегодняшний семейный ужин должен закрепить перемирие, однако Пероун со своей рыбной ношей, пробираясь сквозь толпу обратно на Хай-стрит, не испытывает по этому поводу особого оптимизма. Слишком часто ему случалось ужинать с тестем, и он очень хорошо знает, чем кончаются такие ужины. К тому же три года — долгий срок, и за это время Иоанн Грамматик обзавелся новыми привычками: стакан вина перед ужином или поздним обедом он теперь предваряет несколькими порциями джина, завершает день двумя-тремя бокалами скотча, а перед тем, как лечь в постель, прибегает к пиву, «чтобы прочистить мозги». На пороге дома дочери он обычно появляется в самом радужном настроении; однако неосознанное желание быть здесь главным заставляет его стремительно напиваться. На ранних стадиях опьянения он мил и обаятелен — прекрасный собеседник, веселый и остроумный, умудренный опытом литератор, умеющий сам красиво говорить и других выслушивать. Но вот вершина пройдена, и перед Иоанном открывается длинное пасмурное плато угрюмого опьянения, пробуждающего демонов злобы, паранойи и жалости к себе. Теперь можно не сомневаться, что вечер кончится скандалом, если только все сидящие за столом не готовы весь вечер льстить Иоанну, поддакивать Иоанну или просто внимать Иоанну — молча, часами. Но так обычно не бывает.
Дойдя до машины, Пероун сгружает благоухающий пакет в багажник, к туристическим ботинкам и прошлогодним мячам для сквоша. В этот миг его посещает неэтичная мысль: хорошо было бы — для всех, не исключая и самого старика, — пока он еще «на взлете», незаметно опустить в его бокал с крепким красным вином какое-нибудь легкое успокоительное с краткосрочным действием, производное бензодиазепина; а потом, когда он начнет зевать, проводить бедного старого поэта наверх или в такси. И пусть бедный старый поэт спокойно спит всю ночь. Кому от этого хуже?
Неспешно проехав в гуще машин пару сотен ярдов по Мэрилебон, он замечает в зеркале заднего вида, позади двух других машин, красный «БМВ». Видна только часть крыла, и невозможно понять, есть ли у этого «БМВ» внешнее зеркало. А в следующий миг его загораживает белый фургон. Не исключено, что это Бакстер, но встреча с ним Пероуна не пугает. Пожалуй, он бы даже поговорил с ним. Случай интересный, и помощь он предложил вполне искренне. Гораздо больше его волнует пробка — что-то впереди перегородило дорогу. Снова взглянув в зеркало, он уже не видит красного автомобиля. А в следующий миг забывает о нем, привлеченный витриной магазина телевизоров.
На множестве телеэкранов — электронно-лучевых, плазменных, переносных, домашних кинотеатров — одно и то же изображение. Премьер-министр дает интервью. Камера наплывает на лицо — ближе, ближе, и наконец весь экран занимают огромные движущиеся губы. Не так давно он обмолвился, что если бы остальные знали то, что знает он, наверняка проголосовали бы за войну. Возможно, этим медленным наплывом режиссер откликается на неизбежный вопрос зрителей: правду ли говорит этот политик? Но как понять, правду тебе говорят или лгут? На эту тему есть немало исследований. Пероун читал книгу Пола Экмана. Оказывается, в улыбке самоуверенного лжеца остаются не задействованы некоторые лицевые мышцы. Они двигаются только при выражении искреннего чувства. Улыбке обманщика чего-то недостает. Но легко ли заметить неподвижность каких-то мышц, если лица людей так сильно варьируют в мелких деталях, отличаясь жировыми прослойками, выпуклостями и впадинами, костной основой? При том что закоренелый лжец первым делом старается убедить самого себя. И если ему это удается — обман исчезает.
И все же мы продолжаем инстинктивно всматриваться в лицо говорящего, пытаясь прочесть его намерения. Друг или враг? Вечный вопрос. И пусть правильный ответ дается нам не более чем в половине случаев, как показывает история, дело того стоит. Особенно сейчас, на пороге войны, когда народ полагает, что еще не поздно выйти из игры. И что же, этот человек действительно считает, что война обеспечит нам лучшую защиту? Что у Хусейна есть оружие массового поражения? Вообще-то премьер-министр может вполне искренне заблуждаться. Даже ярые его противники не сомневаются в его благих намерениях. Возможно, он совершает чудовищную ошибку. А может, все кончится хорошо: диктатора удастся свергнуть с минимальными потерями, а через год или два в измученной тиранами стране пустит ростки демократия — светская или исламская, неважно. Зажатый в дорожных тисках возле ряда множащихся лиц, Генри переживает двойственность в отношении к войне как болезненное головокружение, как беспомощность. Хорошо, что он выбрал простую и безопасную профессию нейрохирурга.
53 
