13 
— Мы хотим получить обратно наш Талисман, — бесстрастно объявил Масклин.
Герцог поднял с пола черный кубик и швырнул его в лицо Масклину.
— Извините меня, — пожал плечами Ангало, когда они вышли из зала. — Я должен был сразу предупредить вас, что у папы горячий нрав.
— Зачем ты вылез и стал перечить? — рассердилась Гримма. — Если уж мы вынуждены к кому-то присоединиться, то почему бы не к этим, как их там, Горлодерии? А что с нами будет теперь?
— Этот ихний герцог слишком много себе позволяет, — отрезала матушка Морки.
— Он никогда не слышал о Талисмане, — пробубнил папаша Торрит. — Ужас, это ж надо! Или взять то, что Снаружи. Я как-никак там родился. Всю жизнь прожил. И нет там никаких мертвецов. И живущих в какой-то такой «славе» тоже нет. В норах — есть. А в «славе» — нет, это точно.
Тут, как всегда, между ним и матушкой Морки вспыхнула перебранка. Масклин посмотрел на них, потом опустил глаза. Они шли по какой-то низкой сухой траве. Ангало сказал, что это называется «ковер». Еще одна вещь, украденная у людей.
Масклину хотелось сказать: это же нелепо. Почему, как только не надо думать о питье и пище, номы начинают ссориться друг с другом? Затем разве родились они на свет?
И еще хотелось ему сказать: если люди так глупы, как же они построили этот Магазин и все эти грузовики? Если мы так умны, тогда они должны красть у нас, а не наоборот. Может, они слишком большие, слишком медлительные, но они достаточно сообразительны, этого у них не отнимешь.
И еще одно прибавил бы он: я бы не удивился, будь они столь же сообразительны, как крысы.
Но он ничего не сказал — пока раздумывал и искал слова, взгляд его упал на Талисман, который нес папаша Торрит.
Вот о чем стоило подумать.
Масклин выбросил из головы прочие мысли и стал терпеливо ждать. Ему показалось: еще немножко — и все станет понятно, и тут Гримма спросила Ангало:
— А как живут номы, которые не принадлежат к отделам?
— О, у них очень печальная участь. Перебиваются, как могут. — Вид у Ангало был совсем жалкий. — Я вам верю, — пробормотал он. — Отец говорил, незачем мне засматриваться на грузовики. Мол, не доведут они меня до добра. А я… я месяцами только тем и занимался, что наблюдал за ними. И видел, как иногда они возвращаются мокрые, все в грязи. Снаружи что-то есть, это не пустые россказни. Что-то там происходит. Послушай, может, вы не будете далеко уходить, а? Я уверен, он еще передумает!
Магазин был большим. Раньше Масклин думал, что грузовики большие. Но Магазин был куда больше. Он тянулся бесконечно: запутанный лабиринт этажей, стен, длинных изматывающих лестниц. Номы шли и шли по новым и новым переходам — то прибавляли шагу, то едва плелись. Слово «большой» было слишком маленьким, чтобы вместить в себя все это. Тут было нужно совсем новое слово.
Странным образом Магазин был даже больше, чем мир Снаружи. Снаружи — оно такое огромное, что ты даже не задумываешься об этом. Ему нет ни конца ни края, оно кажется беспредельным. А Магазин… До его конца, до последнего его предела, надо так далеко идти, что создавалось впечатление, будто он очень большой.
Пока они шли следом за Ангало, Масклин привел в порядок мысли и перво-наперво решил переговорить с Гриммой.
— Я хочу вернуться, — объявил он.
— Но ведь мы только-только приехали, — возразила она. — Так чего же ради…
— Не знаю. Здесь все как-то не так. Не могу отделаться от этого чувства. И, понимаешь, если я здесь останусь, хотя бы ненадолго, то совсем перестану верить, что есть какой-то мир снаружи, что именно там я и родился. Вот устрою вас — и уйду. Хочешь, пошли со мной… Но это уж тебе решать, — прибавил он.
— Но… здесь так тепло, так много еды!..
— Я же сказал: я не умею объяснять такие вещи. Только чувствую, за нами следят…
Гримма инстинктивно глянула вверх, но вверху был только потолок, что навис в нескольких дюймах над их головами. Дома, если за номами кто-то следил, это значило, что кто-то голоден и не прочь подкрепиться. А здесь… Гримма нервно рассмеялась.
— Глупости все это! — отмахнулась она.
— Просто я не могу чувствовать себя здесь в безопасности, — пробормотал Масклин.
— Скажи лучше, не хочешь, так оно будет вернее, — тихо произнесла Гримма.
— То есть?
— А что, разве не так? Ты так привык во всем себе отказывать, жил, можно сказать, ради других и страшно этим гордился. А теперь что? — Она резко отвернулась и пошла прочь.
13 
