Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
40 
Однако на другой день, рано покинув дом, я, подобно юноше Али, пошла одна в так называемый «Дьяволов лес», где «Злому» пятому лорду вздумалось воздвигнуть каменные изваяния сатиров и фавнов, словно бы устроивших вакханалию, — ныне они покрылись мохом, заросли травой и неспособны оскорбить ничей взор. Там меня и нашел полковник Уайлдмен — угадавший, что я чем-то расстроена, — и мы долго говорили о Байронах, о его привязанности к своему давнему однокашнику, обо мне — и он слушал терпеливо и с величайшим участием. То, что цепко держалось за меня, — то, за что я ошибкой крепко держалась, — там, в те минуты, словно улетало, уносилось прочь. Я почувствовала себя потомком рода, который оставил мне в наследие не просто земли и камни — нет, саму природу, которой я живу, будто в обители со множеством комнат: иные обветшали и обрушились, другие подновлены чужаками на свой лад, но не все еще мною обследованы — даже и до сих пор.
2, цепь озер: Ныне осталось только одно, темное, глубокое и очень холодное; оно недвижно и сейчас, и на глади его все еще дремлют дикие птицы.
3. каналетто и проч.: Интересно сравнить это изображение разоренного и заброшенного аббатства с картиной «норманнского Аббатства» в последних песнях «Дон-Жуана». В этой поэме Ньюстед явился воображению поэта таким, каким лорду Б., вероятно, желалось его видеть — полным удобств и роскоши, на стенах портреты предков, в залах толпы гостей, знаменитых и именитых, — а вокруг простираются еще не тронутые леса. «Норманнское Аббатство» настолько же лучше подлинного дома, насколько аббатство, изображенное в романе, его хуже. Так жизнь рождает легенды.
4. черный ньюфаундленд: Пес лорда Байрона, нежно любимый им в юности, звался Боцман — а почему, не могу сказать. Он испустил дух в припадке бешенства, и лорд Байрон заботливо ухаживал за ним в последней агонии, своею рукой отирая с морды слюну.
5. раздвоенный Вяз: Это громадное дерево, еще более разросшееся, до сих пор стоит в Ньюстедском парке. На коре его вырезаны имена моего отца и его единокровной сестры, достопочтенной Августы Ли. Ее имя — часть моего собственного, но это не все. Леди скончалась недавно, и мне ни разу не довелось общаться с ней настолько близко, чтобы получить право говорить о ее личности. De mortuis nil nisi bonum [3].
6. Старина Джок: Лорд Байрон питал глубокую привязанность к престарелому ньюстедскому слуге по имени Джо Меррей. На портрете, висящем ныне в аббатстве, он розовощек, добродушно улыбается и в руке держит длинную глиняную трубку — атрибут описанного здесь шотландского двойника. Байрон не знал отца, и старый Джо Меррей, возможно, отчасти восполнил это зияние.
7. Ида: Лорд Байрон учился в школе Харроу с 1801 по 1805 год: по его словам, в первые годы она была ему ненавистна, а в последний год он ее полюбил. Доктор Джозеф Друри — директор, с которым лорд Байрон вначале вел борьбу, а позднее проникся восхищением и любовью, — оставил воспоминания об отданном под его опеку «диком горном жеребенке». Хромота была для мальчика источником тяжких волнений: не только из-за того, что мешала принимать участие в играх и спортивных занятиях, но главным образом из-за насмешек и жестоких выходок однокашников; ему всегда приходилось доказывать, что он никому не уступает ни силой, ни храбростью. Острое чувство amour-propre [4] заставляло его состязаться со всеми вокруг, включая наставников, которые тоже мнились обидчиками, и порой его вынужденно отделяли от соклассников, поселяя в доме директора. Нетрудно соотнести физический изъян лорда Байрона с отчужденностью персонажа, созданного его фантазией. Харроу-скул, которую мне однажды довелось посетить и время от времени — проезжать мимо, представляет собой высокое, строгое здание на холме: оно всегда — не знаю почему — вызывало во мне чувство заброшенности и одиночества.
8. излюбленный могильный камень: Упомянутое надгробие находится на кладбище Харроу-на-Холме, близ церкви, где некогда юные ученики посещали богослужения: это плоский камень, близ которого открывается вид на долину. Его называют «камнем Пичи» — несомненно, по имени того, кто, предположительно, под ним погребен. В наши дни посетителям указывают на него как на место, где юный поэт любил искать уединения и впервые обратился к стихотворству. Как нередко случается с достопримечательностями, надгробие, в силу недоразумения, порой именуют ошибочно «могилой Байрона»; тогда как подлинная могила поэта находится в приходской церкви Хакнолл-Торкард — в его родном графстве Ноттингемшир, рядом с его предками (о чем см. далее).
40 
