Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
91 
В лансье, где танцующие образуют длинную Вереницу — именно этот танец светское Общество и напоминает более всего своими amours [31], — наиболее смелые из галопирующих мужчин и женщин меняются партнерами и порой вновь оказываются в объятиях своих ошеломленных Половин, которые, оттанцевав поодаль, только-только вернулись на прежнее место, — и вот тут-то важнее всего не соблюдать постоянства, а быть готовым мгновенно разнять руки и вихрем умчаться в сторону. Однако, как уже замечалось, Али был скорее приверженцем Постоянства, нежели поклонником Разнообразия — жизненный путь он считал предначертанным Судьбой, и сердце его было целокупным. Если какой-нибудь другой актер на этой ярко освещенной сцене, видя, как стремительно приближается он к катастрофической Развязке и как терпение Общества, будто резина, растянутая до предела, вот-вот лопнет, мог бы настрочить изящное письмецо и отправиться на время за границу — или же согласиться с предметом своих воздыханий, что лучшее, так или иначе, позади и что на дне сладостной чаши остался лишь Осадок, который предпочтительней выплеснуть и на том покончить; мог бы на прощание снабдить неугодную Любовницу подарком, точно подсчитав его нужную стоимость, — словом, избрать любой из этих и многих других способов, которые как будто изложены в книге, всеми прочитанной, — но Али не мог и не хотел так поступать — ни за какие блага! Посему, коль скоро нельзя было разорвать affaire [32], следовало порвать со всем прочим.
«Почему бы нам не бежать вместе? Что нас здесь удерживает? — с этими вопросами обращается Али к Сюзанне, сидя с ней вдвоем на диване в Библиотеке знатного дома, куда оба они умудрились получить приглашение, и разглядывая в альбоме едва различимые виды городов, где им не довелось побывать. — Какая разница, где мы будем, если будем вместе? Что нам до Мнения Света, до прочих пересудов? Поверь мне, в этом краю меня ничто не держит — кроме тебя, Сюзанна, и того клочка земли, где похоронен он, — ничто другое!»
При этих словах Сюзанна поднимает глаза и, не дослушав, зажимает рот Али рукой: «Али, мой дорогой Али! — Подумай, о чем ты говоришь — ты прав, тебя ничто здесь не удерживает — но меня — мое сердце, моя любовь принадлежат не тебе одному!»
«Забудь о нем, — вырывается у Али. — Он силой захватил твою руку — купил тебя, точно рабыню!»
«О нем я могу забыть, о моих крошках — нет: о сыне, о дочери. С ними я не могу расстаться — не могу».
Долго не отрывал Али глаз от лица Сюзанны, озаренного Чистосердечием и Состраданием. Потом встал, отошел и повернулся к огню. «Что такое мать — я не знаю, — проговорил он. — Ничего не знаю о материнской заботе, о нерушимой преданности — что ж. Говорят, на свете нет ничего драгоценней, и человек, лишенный этого, проходит по жизни, будто раненый. По собственному опыту я бы этого не сказал. Но не сомневаюсь, что твоим детям до конца дней твоя любовь будет приносить благо».
«Ты слишком рассудителен».
«Рассудителен? Ничуть! — Али шагнул к Сюзанне и опустился перед ней на колени. — Но задумайся все же над тем, как я должен поступить. Нет — нет — не бери меня за руку! Если нам нельзя бежать, то мы, Сюзанна, должны расстаться — расстаться, прежде чем тебя постигнет бесчестье — быть может, развод — ты лишишься детей и ничего не приобретешь взамен. Разве тебе это непонятно?»
«Ты убиваешь меня этими словами. Мне не под силу такое выговорить».
«Нет — не убиваю — только не тебя. Это невозможно. Ты будешь жить. Должна — иначе все ни к чему». Али произнес это с уверенностью — так звучал бы голос человека, который стоит на разбитой палубе тонущего корабля — однако видит, как шлюпка уносит к берегу тех, кто дорог его сердцу, — и этого для него довольно! Любовь предъявляет свои требования, великие и справедливые, — но не может требовать все, доводя до Гибели: так думают умудренные опытом, которых нельзя путать с робкими, — скорее это те, кому понятно, как ничтожно мало выпадает счастья на протяжении всей жизни, — стоит потребовать всё, и мы на пути к полной обездоленности.
«Что же тогда — что тогда?» — повторяла Сюзанна.
«Я уеду, — сказал Али. — Не могу оставаться в одном Городе с тобой — как бы ни был он велик. Уеду — и постараюсь узнать, смогу ли жить без тебя дальше».
«Куда ты уедешь? Только не навсегда — не произноси этого слова!»
«Куда, неважно. Быть может, пущусь в долгое путешествие. Не знаю. Прошу лишь одного — Сюзанна! Избегай тех мест, где мы можем нечаянно встретиться».
91 
