4 
— Мальчики! — объявила миссис Буффо. — Сегодня — канун Рождества Христова. — Она извлекла боцманскую дудку. Первые флейтообразные звуки лихорадочно завибрировали над выпученными глазами и разинутыми ртами. Все присутствующие благоговейно внимали, и до них постепенно стало доходить, что она исполняет "Во прозрачной полуночи", только в ограниченном диапазоне боцманской дудки. Стоявший сзади молодой запасник, которому доводилось выступать в ночных клубах Филли, начал нежным голосом подпевать. У Шныры засияли глаза.
— Глас ангела небесного, — произнес он.
Когда исполнялась часть, где были слова: "Мир — земле, а людям — добродетель от милосердного всевышнего Царя", Свин, будучи воинствующим атеистом, решил, что это становится невыносимым.
— Звучит точь-в-точь, как "На камбуз", — громко заявил он. Миссис Буффо с запасником замолчали. До аудитории не сразу дошло значение фразы Свина.
— Час Кормления! — заверещал Шныра.
И чары рассеялись. Смекалистым морякам с «Порывистого» как-то удалось скучковаться в сутолоке, возникшей среди веселых матросиков. Они подняли, словно знамя, маленькую персону Шныры и, находясь в авангарде атаки, бросились к ближайшему соску.
Миссис Буффо, которая, едва удерживая равновесие, стояла, подобно краковскому трубачу на крепостном валу, приняла на себя удар бушующего потока и была свергнута в таз со льдом первой же волной, промчавшейся у стойки. Широко расставив руки, над всеми возвышался Шныра. Он зацепился за один из кранов-сосков, и тотчас товарищи по экипажу отпустили его; продолжая двигаться по инерции, он рухнул вниз вместе с рукояткой. Из резиновой груди белым каскадом захлестало пиво, обдавая Шныру, миссис Буффо и пару дюжин матросов, которые, зайдя с флангов за стойку, кулаками ввергали друг друга в бесчувственное состояние. Члены несшей Шныру группы рассеялись в попытке захватить побольше кранов. Старший мичман, начальник Шныры, стоял возле последнего на четвереньках, хватал его за ноги и тянул на себя, считая, что со Шныры достаточно, и он должен уступить место своему командиру. Лидирующие матросы с «Порывистого» образовали клин. В их кильватере сквозь бреши отчаянно проталкивались человек шестьдесят морячков, лягаясь, толкаясь, царапаясь и рыча. Их рев перекрывал все остальные звуки. Некоторые из них размахивали пивными бутылками, дабы расчистить себе дорогу.
Профейн сидел у конца стойки, рассматривая самопальные ботинки и расклешенные подкатанные «ливайсы». Время от времени в его поле зрения оказывалась то чья-то рухнувшая туша с окровавленной мордой, то разбитая пивная бутылка, — крошечные бури в опилках.
Вскоре он заметил, что рядом сидит Паола, обхватив ноги руками и прижавшись щекой к черной холстине его брюк.
— Ужасно, — сказала она.
Профейн издал неопределенный звук и погладил ее по голове.
— Покой, — вздохнула она. — Разве не этого мы все хотим, Бенни? Хоть бы чуточку покоя. Чтобы никто не подскакивал и не кусал тебя за задницу.
— Тихо! — сказал Профейн. — Взгляни-ка — Влажному вмазали по животу его собственной гитарой.
Паола что-то бормотала ему в ногу. Они спокойно сидели, не обращая внимания на творящуюся вокруг бойню. Миссис Буффо впала в пьяную истерику. Отделанная под красное дерево старая стойка затряслась от нечеловеческих рыданий.
Сдвинув в сторону пару дюжин пустых кружек, на стойку уселся Свин. Когда заварушки достигали пика, он предпочитал просто сидеть и наблюдать. Сверху он с интересом смотрел, как его товарищи, словно отнятые от груди поросята, сцепились друг с другом из-за этих семи гейзеров. Пиво насквозь промочило большую часть опилок, а ноги боксеров-любителей выцарапали на них чужеземные иероглифы.
С улицы донеслись сирены, свистки и топот бегущих ног.
— Ага! — произнес Свин. Он спрыгнул вниз и, обогнув стойку, направился к Профейну с Паолой. — Эй, мастер, — сказал он спокойным тоном, щуря глаза, будто от ветра. — Идет шериф.
— Задний ход, — ответил Профейн.
— Бабу не забудь, — сказал Свин.
И они втроем рванули кроссом через кишащий телами зал. По пути прихватили Влажного. К тому времени, когда в "Могилу моряка", размахивая дубинками, вломился патруль, они уже бежали по переулку, параллельному Большой Восточной.
— Куда бежим? — спросил Профейн.
— Куда глаза глядят, — откликнулся Свин. — Пошевеливай задницей!
4 
