XI

В жизни Гаучо никогда не случалось ничего более прекрасного, чем этот марш по Виа Кавур. Боррако, Тито и еще несколько друзей каким-то чудесным образом умудрились совершить набег на кавалерийский полк и смыться оттуда с сотней лошадей. Кражу обнаружили быстро, но "Фильи ди Макиавелли" с веселыми выкриками и песнями уже мчались галопом к центру города. Гаучо в красной рубахе, широко улыбаясь, ехал впереди. "Avanti, i miei fratelli, — пели они, — Figli di Machiavelli, avanti alla donna Liberta!" Их преследовали армейские войска — беспорядочные неистовые группы солдат, — половина из них бежала, половина ехала в повозках. По пути к центру ренегаты встретили сидящего в бричке Куэрнакаброна. Развернувшись, Гаучо набросился на него, сгреб его тело в охапку и затем вернулся к «Сыновьям».

— Товарищ! — громогласно обратился он к своему удивленному заместителю. — Ну разве не славный сегодня вечер?

Они добрались до консульства за несколько минут до полуночи и спешились, продолжая кричать и петь. Те из них, кто работал на Меркато Сентрале, запасли достаточно гнилых фруктов и овощей для мощного и продолжительного заградительного обстрела консульства. Прибыла армия. Съежившись от страха, Салазар и Ратон наблюдали за происходящим из окна второго этажа. Разгорелся кулачный бой. Ни одного выстрела пока не прозвучало. Площадь, будто от взрыва, вдруг превратилась в гигантскую беспорядочную карусель. Прохожие с криками бросились в первые попавшиеся укрытия.

Гаучо мельком заметил Чезаре и синьора Мантиссу, которые стояли возле Поста Сентрале с двумя багряниками, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

— Боже мой, — произнес он. — Два дерева? Куэрнакаброн, я должен отлучиться. Ты пока побудешь коммендаторе. Принимай обязанности. Куэрнакаброн отдал честь и нырнул в самую гущу схватки. Пробираясь к синьору Мантиссе, Гаучо увидел Эвана, его отца и девушку, ожидавших неподалеку.

— Buona sera еще раз, Гадрульфи, — поприветствовал он Эвана и помахал ему рукой. — Мантисса, мы готовы? — От одной из портупей, пересекавших его грудь, он отстегнул большую гранату. Синьор Мантисса с Чезаре взяли полое дерево.

— Присматривай за другим деревом, — крикнул синьор Мантисса Годольфину. — Никто не должен знать, что оно — здесь, пока мы не вернемся.

— Эван, — прошептала девушка, прижимаясь к нему. — Здесь будут стрелять?

Он услышал в ее голосе лишь страх, не заметив нетерпения.

— Не бойся. — Он обнял ее крепче, как настоящий защитник.

Переминаясь с ноги на ногу, старик смущенно глядел на них.

— Сынок, — наконец заговорил он, чувствуя себя дураком. — Я думаю, это — не самый подходящий момент для такого разговора. Но я должен уехать из Флоренции. Сегодня. И я бы… Мне бы хотелось, чтобы ты поехал со мной.

Он не смотрел на сына. Юноша печально улыбнулся, продолжая обнимать Викторию.

— Но папа, — сказал он, — ведь мне придется тогда расстаться со своей единственной любимой.

Виктория встала на цыпочки и поцеловала его в шею.

— Мы встретимся снова, — грустно прошептала она, продолжая играть свою роль.

Старик отвернулся от них, исполненный волнения, непонимания и чувства, что его вновь предали.

— Мне очень жаль, — произнес он.

Эван отпустил Викторию и подошел к Годольфину.

— Отец, — сказал он. — Это — просто манера нашего поколения, моя ошибка, шутка. Тривиальная шутка дурачка. Ты же знаешь, что я поеду с тобой.

— Моя ошибка, — вымолвил отец, — я бы даже осмелился сказать, мой недосмотр, — заключается в том, что я всегда отстаю от молодежи. Представь, даже нечто простое как, например, разговор, интонация…

Эван опустил ладонь на спину Годольфина. Некоторое время они стояли, не двигаясь.

— На барже, — сказал Эван. — Там мы сможем поговорить.

Старик наконец обернулся.

— Как только мы на нее проберемся.

— Обязательно, — сказал Эван, пытаясь улыбаться. — В конце концов, мы вместе после стольких лет, когда мы околачивались на противоположных концах мира.

  94