89 
Там внизу в желтоватых брызгах вспененной воды, которая бьется, выжимаемая из труб гигантскими поршнями, маленькое человеческое тело трепещет, зажатое механизмами огромного шлюза и прижатое к створке его ворот. Одежда попала в какой-то капкан и служит петлей, на которой болтается тело ребенка — я ясно вижу, что это ребенок, — он так же миниатюрен, как модель парусника, утонувшая в водохранилище. Тельце бьется о створки, сначала с одной стороны, потом с другой, словно эти рывки способны отогнать от ребенка смерть, которая уже забрала его в свои чертоги.
Я понимаю, что громко кричу, не в силах сдержать вопль ужаса. В это время я вижу, как на нижнем ярусе появляются трое мужчин. Они словно вышли из каменной стены, а может быть, они сами сделаны из тех же камней, что и стена? Это рабочие, обслуживающие водонапорную башню. Они держатся за трос, перекинутый через блок, укрепленный на дальней стене, и с его помощью продвигаются к тросу, укрепленному под балюстрадой. Там я не вижу их — это у меня под ногами. Но вот в поле моего зрения появляется еще один рабочий, который за щиколотки подвешен к протянутому над водой тросу. Этот человек вытягивает перед собой руки, стараясь убрать с пути воды неожиданно возникшее в шлюзе препятствие.
Вот он дотянулся и хватает ребенка, точнее, то, что от него осталось, за ворот рубашки. Это маленький беспризорник — ему так мало лет — где-то от четырех до восьми, он посинел. Рабочий медленно вытягивает труп из воды, хватая его за ботинки, за щиколотки… И вот они уже висят над бездной вдвоем. У меня впечатление, что я присутствую в цирке — смотрю выступление воздушных гимнастов. Товарищи подтягивают трос к себе, и рабочий исчезает из моего поля зрения — его затягивает куда-то мне под ноги.
На улице, у входа в водонапорную башню, Сарториус укладывает завернутое в тряпье тело в белый омнибус, потом садится на место кучера и разбирает вожжи, лежавшие на спинах лошадей. Через плечо он оглядывается на меня, хлещет лошадей, и стук колес сливается в сплошной рокот. Сарториус снова оборачивается и заговорщически улыбается мне. Над нашими головами сгустились тучи, сквозь которые пробиваются золотистые и розовые лучи света…
Вот и конец сновидения: начинается дождь. Я снова захожу внутрь башни, но дождь идет и там. Рабочие делят между собой какие-то деньги. На них темно-синяя форма муниципальных служащих, но под формой они носят теплые свитера. Мне кажется, я ясно вижу, что в их легких растет тот же гриб, что и на заплесневелых стенах. Лица их горят лихорадочным огнем от холода и прилива крови, кожа блестит от осевшего на нее водяного тумана. Они достают из карманов жестяные фляги с виски и пьют, чтобы согреться. Я знаю, что это распространенный ритуал среди пожарных и могильщиков. Они видят меня и предлагают присоединиться к ним. Я следую их приглашению…
Но я лукавлю. Этот сон я вижу давно, я начал смотреть его задолго до того, как произошли события, которые я описываю здесь… Это было еще до того, как я узнал, что на свете существует Сарториус, это было тогда, когда на берегу Кротонского водохранилища… теперь-то я припоминаю… мне казалось, что это игра воображения, но я убежден теперь, что это было на самом деле — неужели это возможно? — но это именно Сарториус тогда пробежал мимо меня с утонувшим ребенком на руках. В жизни бывают моменты, похожие на разрывы в нашем сознании, в нашей нравственности, в наших представлениях, выводящие нас за грань возможного, и наши глаза тогда видят какую-то другую жизнь, жизнь параллельного мира, которая в остальном точно такая же, как наша, она даже глубже, чем наша собственная жизнь, кажущаяся нам нормальной. Это то самое беспорядочное существование, которое может захлестнуть нас, если мы не будем слушать наших мудрых священнослужителей, предупреждающих об опасности соприкосновения с «той жизнью»… жизнью, что преследует нас в наших снах, после того как мы наяву соприкасаемся с ней, не отдавая себе в этом отчета в момент соприкосновения.
Двадцать пятая глава
Как только мы достигли Манхэттена, капитан Донн разыскал в местном полицейском участке окружного судью и добыл у него ордер на помещение доктора Сарториуса в лечебницу для умалишенных на Сто семнадцатой улице для надзора и наблюдения. Остальная кавалькада направилась к югу, а нас с Донном карета доставила на Центральный железнодорожный вокзал, откуда мы решили поездом доехать до Тарритауна — это милях в тридцати вверх по Гудзону. Как я уже говорил, мы с капитаном были на ногах с рассвета, но Донн не проявлял ни малейших признаков усталости, напротив, он был возбужден настолько, что не мог ни минуты спокойно усидеть на месте. Ожидая отправления, он несколько раз прошелся вдоль поезда, пока наконец не встал на открытой площадке, с наслаждением вдыхая прохладный влажный воздух.
89 
