очень нудно 
110 
Человек был длинный, худой, бородатый. Такой длинный, что, если бы он вытянулся, ноги его, наверное, выглядывали бы из-за кровати. Поэтому он согнул их, и острые колени поднимались чуть ли не выше моей постели, Глаза его блеснули настороженно и подозрительно. Он лежал в ватнике, в сапогах и держал руку за пазухой, Я спросила шепотом:
«Принести вам поужинать?»
Он прикрыл ладонью губы и покачал головой: нет.
Но я все-таки принесла ему кусок хлеба с маслом, чаю и еще что-то… Я нарочно ходила шумно, как обычно, хлопала дверьми. Может быть, из-за этого он сердито посмотрел на меня и опять прикрыл рот рукой.
Когда ровно без четверти одиннадцать (даже самая интересная партия откладывалась, так был пунктуален Грот) отец спустился сверху, я сообщила, что он здесь. Отец ответил на диво спокойно, как будто речь шла о самых обыкновенных вещах: «Хорошо, дочка». Я спросила, где мне спать. «Где хочешь, только бы Грот ничего не заметил».
Пока немец чистил зубы, умывался, я у себя в комнате перекладывала белье, нарочно оставив дверь слегка приоткрытой.
Я легла в маминой спальне. Но не могла уснуть чуть не до утра. Все думала, думала… Радовалась. И боялась. За отца. За этого человека. Кто он такой? Откуда? Может быть, только что прилетел из Москвы? А больше всего я думала об отце. И ей-богу, никогда так его не любила, как в ту ночь. Показался он мне таким героем, таким мужественным, умным, самым главным подпольщиком в нашем городе. Наивно. Но мне казалось, что про папу знают в Москве… Сам Сталин знает… Может быть, и человек этот от Сталина? Я думала о маме. Если б она увидела, что мы с папой делаем, она больше не попрекала бы: «Мягкотелый интеллигент дореволюционной закваски! Не порти мне дочери своим слюнявым гуманизмом! Не те времена!» Мама у меня была решительная. Она еще в гражданскую с бронепоездом поехала. Сердилась, что я боюсь крови. Заставляла меня делать самую черную работу. Из-за этого они даже ссорились иногда, папа и мама… Много я передумала… Хорошо мне запомнилась та ночь. Есть такие дни и ночи, которые запоминаются, стоят в памяти и светят, как маяки. Правда? Все остальные сливаются в один поток и плывут, как мутная река. Вода меняется, а все равно такая же…
Спала я каких-нибудь два часа. Проснулась раньше всех. Грот ровно в семь спустился в ванную, а я уже «прибирала» свою комнату, громко распевая. За завтраком немец сказал: «У вас хорошее настроение, фрейлейн Софа. А у меня дурное, От свечки болит голова».
Папа молчал. Когда уходил на работу, поцеловал меня в лоб.
«Опыт у тебя есть. Смотри».
Пришла Маша с покупками, промокшая, шумная, веселая. Крикнула из коридора:
— Кирилл Васильевич! «Беломора» нет. Купила «Казбек». Ругать не будете?
Заглянула в комнату, увидела их сосредоточенно-внимательные серьезные лица, притихла.
— Садитесь, Маша, послушайте, — сказал Шикович, быстро занося что-то в записную книжку.
Маша поставила сумку у порога,
— Я сказала ему: «Вылезайте. В доме никого нет. Будем завтракать».
Он поднялся из-за кровати. Был он высокий, но не такой длинный, как показалось мне, когда лежал. И не такой худой. Так, обыкновенный человек, из тех, что никогда не полнеют. Прежде всего он посмотрел в окно, потом оглядел комнату и… меня… Может быть, я была слишком чувствительна — «мягкотелая интеллигентка»… Как только потом на меня ни смотрели — и свои, и немцы! — меня это не трогало. А его взгляд… Вы простите, может быть, я рассказываю о мелочах, глупости. Но я совсем откровенно…
— Нет, нет. Пожалуйста, как можно подробнее, — попросил Шикович. — Это не мелочи… Для меня это особенно важно.
— Его взгляд меня… оскорбил… Обидел. С какой-то недоброй подозрительностью оглядел он меня. Не знаю, как вам объяснить…
Но мне стало обидно. Человек доверил нам свою жизнь… Мы рискуем своей, укрывая его. Почему ж он так смотрит?.. А может быть, мне показалось? Я маленькой была очень обидчива. Мать не так глянет, и я целый день заливаюсь слезами. Больше, правда, он так не смотрел. Был приветлив, хотя и не очень разговорчив.
Тогда, за первым завтраком, он расспрашивал, как я живу, с кем вожу дружбу, куда хозку, кто приходит к нам, что за человек этот Грот. Я понимала, что ему надо все знать, и отвечала обстоятельно. Спросила, как его имя..
110 
